Петрович сидел у костра на берегу озера с кружкой горячего чая в руках. Чай был странный — от него по всему телу разливался заряд бодрости, а холод и дрожь стремительно отступали, хотя алкоголя в напитке не было ни капли — на вкус только заварка, сахар и вода. Глотая обжигающий напиток, отставной майор внимательно следил за якобы беззаботно ковыряющимся в пожухлой прибрежной траве «гусем-лебедем» по кличке Шурик. В воде в полупогружённом состоянии бдил сом учёный Харитон. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить, что местную «мегафауну» с явно завышенным интеллектом используют в качестве часовых.
Чем, кроме утопленников и прочей дохлятины питаются сомы, майор запаса не помнил, а вот «прощупать» Шурика стоило, благо на «столе» ещё оставался почти целый белый батон в нарезке, из которого Надя сделала бутерброды к чаю. Одежду Петровича, выловленную из воды Шуриком, как и доставленный Харитоном утонувший ботинок Славин унёс сушиться в странную избушку «бабы яги», стоявшую неподалеку.
Военный пенсионер тяжело вздохнул, разглядывая то, что осталось от страшно незаконного, по мнению российских чиновников предмета.
«Снайперскую винтовку можно, «калашников» — пожалуйста, пулемёт — запросто, только плати, а за фактически антикварный револьверишко, уверенно переваливший вековой возраст — тюрьма. Идиотизм».
Однако, теперь о своей перестраховке можно было только жалеть — вид у «Нагана» был такой, как будто его не меньше месяца держали в какой-нибудь ядрёной кислоте. Патроны и вовсе превратились в труху, благо были вовремя вытряхнуты из кармана.
— Система запрещает доставку из внешнего мира огнестрельного оружия! — вернувшийся из избушки Славин с улыбкой смотрел на страдания попавшего в его Локус «зайцем» Петровича. — Рассыпается оно здесь, портится. А вот нож цел, холодняк можно привозить, как и прочее снаряжение с припасами. Хотя, сейчас в Локусе можно жить и на подножном корме. Впроголодь, конечно, но можно. Поэтому мы стараемся из нашего мира побольше еды завести…
Петрович, закутавшись в одеяло на манер древнеримской тоги встал и, взяв в руки хлеб, свистнул Шурику. Гусь-лебедь, заинтересовавшись, подошёл поближе, а потом наклонил голову и степенно принял клювом с рук угощение.
— Да, часовой из тебя так себе! — вполголоса заговорил с птицей Петрович.
«Хотя, что тут говорить, Шурик же животное, какой с него спрос? Если уж на то пошло, наш «озёрный лорд» Славин со товарищи тоже УГ и КС отродясь в руках не держали. Вояки, мать-перемать».
