— Ну да.
Все мы дружно вздохнули. Этим вечером мы чувствовали себя немного подавленно. Даже Толстяк Гав не говорил с этим своим дурацким акцентом. Голубое небо выцвело и стало мутно-серым. Облака нетерпеливо толпились на нем, так, словно не могли дождаться, когда можно будет как следует полить нас дождем.
— Мне, наверное, пора, — сказал Хоппо. — Мама хотела, чтобы я нарубил дров для камина.
Как и у всех нас, у Хоппо и его мамы в их стареньком доме с террасой был самый настоящий дряхлый и жуткий камин.
— Мне тоже пора, — сказал Железный Майки. — Мы сегодня едем на чай к бабушке.
— Че-е-ерт, вы все разбиваете мне сердце, — протянул Толстяк Гав, хотя и не вполне искренне.
— Мне тоже, наверное, пора, — признал я. Мама купила мне какую-то новую одежду для школы и хотела, чтобы я примерил ее до чая, и тогда у нее будет время что-то переделать, если понадобится.
Мы поднялись; после небольшой паузы поднялась и Никки.
Толстяк Гав драматично растянулся на траве.
— Ну и валите. Вы меня убиваете.
Теперь я понимаю, что тогда мы собрались вместе в последний раз.
Мы были спокойны, потому что оставались друзьями, настоящей бандой. Это уже потом все начало трещать по швам.
Хоппо и Железный Майки двинулись в одном направлении. Нам с Никки пришлось пойти в противоположном. Дом священника располагался неподалеку от нашего, и иногда мы с Никки возвращались домой вместе. Но нечасто. Обычно Никки уходила первая. Думаю, все дело в ее отце. Он был довольно строг и не любил, когда время тратили попусту. Хотя на самом деле ему, скорее всего, просто не нравилось, что Никки болтается с нами. Впрочем, мы не очень из-за этого переживали. Он был священником, и это все объясняло. Я имею в виду: священникам вообще ничего не нравится, разве нет?
— Ну так что, эм-м, все купила для школы? — спросил я, когда мы перешли перекресток и миновали парк.
Она бросила на меня один из этих своих взрослых взглядов:
— Я все знаю.
— Что знаешь?
— Знаю о той посылке.
— А!
Я никому не рассказывал о ней. Все это было слишком сложно и запутанно, и мне казалось, что это будет не совсем честно по отношению к родителям.
И, насколько я мог видеть, после нее особенно ничего не изменилось. Полицейский больше к нам не приходил, и я не слышал, чтобы кого-то арестовали. Мамина больница благополучно открылась, но протестующие продолжали кружить под ней, как стервятники.
— К папе приходил коп.
— Ох!
— Ага.
— Прости… — начал было я, но она меня перебила:
