* * *
«осударю ивану даниличу челом бью нижайший бречислав десятский твоей милости который за бабой кузнечихой под лыткарино слан с дружиниками а жонка та как приехали рожать учала а сказывал ей что муж ее живой не я а дружиник клепка того ради бил я оного клепку но обратно она родить не стала и через то везти ее до монастыря не можно неделю али более того и сани нанимать приплод получился девка и здорова».
Все было писано без препинаний. «Приплод девка и здорова», — перечёл обескураженный князь московский и уставился на привёзшего грамоту воина. Воин сомлел от нехорошего княжеского глаза и, мелко задрожав ляжкой, обильно вспотел, хотя миг назад, входя в княжеские палаты после многовёрстной скачки по ветряной стуже, напоминал большую сосульку.
— У меня поход на носу, а они там рожать вздумали! — утробно прорычал Иван Данилович и запнулся. Его поразила им же воображённая и обрисованная картина происшествия: вповалку рожающий десяток дружинников. — Ладно, скачи обратно, скажи Бречиславу, мол, князь неделю велит отсрочить, а затем бабу с детишками, как и говорено, в монастырь свезти.
Гонца выпроводили со двора, не покормив, снабдив на дорогу лишь караваем хлеба. Дружинник, здраво рассудив, что на вымотанной лошади ему всё едино сегодня не доскакать до заимки, выбрался в посад и заночевал у знакомой вдовы. Разрумянившаяся от большого внутреннего волнения вдовица прибавила к казённой краюхе жареных карасей, утку, фаршированную гречишной кашей, пироги с черёмухой и ендову пива, после чего с чувством слушала о том, что геройский Бречиславов десяток назначен на самый что ни есть передний край начинающегося сражения с Тверью.
Кто бы мог знать, что в это же самое время через две избы от засыпавшего на мягкой перине служивого, за столом в крохотном домишке-развалюхе сидел Одинец! В комнате кроме него были трое: Рогулинский дворовый дурачок Илюха, невысокая черноволосая девка-перестарок лет двадцати да её отец, полулежавший на подстеленном тулупе на длинной лавке вдоль стола. Угощение здесь было скромнее: отсутствовали караси, утка и пироги с пивом. Хозяин, мужик лет сорока пяти, летом ходивший с Рогулей в Тверь, гостям был рад, но застигнутый врасплох, мог предложить лишь жиденькую просяную кашку с куском хлеба.
Илья, посидев для приличия несколько времени с мужчинами, как-то необременительно для всех перекочевал на бабью половину и пытался наладить разговор с дичившейся молодайкой. Девка потупляла взор, прыскала смешком и преувеличенно усердно протирала посуду. Одинец притворно сурово супил брови и грозил Илье пальцем. Всем было хорошо.
