— К деньгам! — натянуто хохотнул Рогуля. — Ты, вижу, все такой же выдумщик как раньше. Я к тебе не вороном прилетел, дядьке твоему уже сказывал: поехали со мной в Тверь, поторгуем. Мне б хороший попутчик в обузу не был, я и приплатить готов. Да и, ходили слухи, бывал ты в тех краях?
— Шла молва, и была такова… — пожал плечами Сашка, — ты, Егорий, своё сказал, а я подумаю. Ответ завтра дам. И с повозкой твоей завтра разберемся с утра, наломался я сегодня на покосе, день жаркий был.
Когда купец не очень ловко вскарабкался на выпряженного из телеги коня и уехал, Сашка задумчиво поглядел ему вслед:
— А в Твери сейчас, сказывают, татары…
— Поедешь? — спросил старик-кузнец.
— Не знаю. С покосом-то за неделю управлюсь, скирды поставлю, а остатнее хозяйство на вас с Машкой ляжет. Я тебе не говорил: тяжёлая она, поберечь бы ее надо.
— Опять?!
— Что «опять»? Восемь лет как из-под венца и только третьего ждем, это, по-твоему, много?
— Я говорю: опять мне всю бабью работу в доме делать придется?
— Ну, положим, козу доить тебя в прошлый раз никто не заставлял, сам взялся. А то, что Архипка-Батама тебя за этим занятием углядел и по деревне растрезвонил, так двери в овчарню запирать надо было…
— А ты же ходил на речку бельё стирать, и хоть бы кто засмеялся!
— Попробовали бы! Я, батя, в полном воинском доспехе стирал, в латах и при мече.
— Брехун, — засмеялся старик, — ты всегда ночью на речку крался, чтоб никто не видал. Эй, Мишаня, — окликнул он мальчонку, все еще стоявшего при возу, — давай гони сено на двор. Мамке скажи, мол, тятька с дедушкой скоро придут.
Парнишка обрадованно кивнул, легонько дернул вожжи, крикнул по-взрослому «но-о, пошла!» и важно зашагал рядом с телегой.
* * *
К племяннику кузнеца на селе относились по-разному. Одинец, прозвище, прилипшее к Сашке с той давней поры, когда он в одночасье лишился отца и матери, как нельзя больше соответствовало его натуре и в годы возмужалости: больших сборищ он сторонился, хлеб-соль водил лишь с двумя-тремя мужиками, друзьями детства, да кой с кем из немногочисленной родни жены. Своей роднёй Одинец был обделен, родители его приехали в Михайлову слободу, сельцо князя московского, стоявшее недалеко от прямой дороги на Можай, совсем незадолго до того памятного и страшного лета 1302 года от Рождества Христова.
О-о, это лето в селе помнили и двадцать с лишком лет спустя! Годом ранее случилась скоротечная война между правителями рязанского и московского княжеств, завершившаяся пленением и заточением в московскую темницу рязанского князя Константина Романовича. И вот на следующее лето рязанцы ответили ударом на удар. Правда, было совсем не похоже, что целью скорого набега служило освобождение их бывшего господина, поскольку Москву рязанская конная рать обошла стороной. Целью была месть москвичам за разорение рязанщины. Ну, и пограбить чего на скорую руку.
