Одинец перегрузил свой товар в одну из Рогулинских телег. Всё время этих хлопот рядом неотступно крутился мальчишка, которого здешняя дворня кликала Илюхой. Глядя, как Александр загнал под навес освободившуюся телегу, отрок подавил вздох и сказал:
— Верхами пойдёшь, дядька? Вот бы мне на такой коняшке!
Левый глаз парнишки косил и, живя своей жизнью, норовил скатиться ближе к носу, под которым блестело обычное достояние деревенского детства. К этим наружным достоинствам добавлялось косноязыкое произношение: «р» ему давалось плохо и получалось «велхами».
Одинец улыбнулся, глядя на это явление, одетое только в длинную, с чужого плеча, истасканную рубаху ниже колен:
— Не спеши, коза, все волки твои будут.
— Как же, будут… — Илюха сердито свёл брови, отчего курносое добродушное лицо стало еще уморительнее, — у Еголия дождёшься, он всегда не по заслугам бьёт, а по заголбку.
— По загорбку, значит? Ты из холопов или как?
— Батюшка мой задолжался купцу, теперь я по кабальной записи десять годов на него работать должон.
Проходивший мимо молодой конюх отвесил парнишке легкий подзатыльник — «Опять колокола льёшь про родителев?» — и обратился уже к Александру:
— Не слушай ты его, мил человек, врёт все. Сирота он круглый. Прибился вот ко двору, живет из милости, дурачок. А про отца и холопство заливает по глупости своей, весу себе набавляет, байстрюк.
Одинец поймал мальчонку, приподнял легкое тельце:
— Холопство, брат, последнее дело. Особенно, когда добровольно…
— Это верно, — подтвердил словоохотливый конюх, сваливая под ноги несённую им конскую сбрую с намерением обстоятельного и неспешного разговора:
— Но коней любит — страсть! И управляется с имя любо-дорого…
Одинец прошелся пучком сена вдоль лоснящегося конского хребта, вновь глянул на худенькие плечи подростка:
— Кормить-то, видно, его не всегда вспоминают?
— Да уж, у нас тут к еде никого не приневоливают. Березовой каши, правда, холопам вволю насыпают.
— Строг хозяин, стало быть?
— Не столь хозяин, как приказчик его, вон тот, Силантием звать. У некоторых из наших задницы от плетей заживать не успевают.
Одинец поглядел, куда украдкой указал холоп: в дальнем конце двора разговаривал с обозниками невысокий плотный мужик в щегольской синей поддевке. В обоих ушах приказчика висели золотые кольца.
— Да у хозяина нашего не только дворня стонет, — продолжал конюх, — жена с дочерью тоже по одной половице ходят, дыхнуть боятся. Тут намедни…
Одинец нетерпеливым жестом прервал его болтовню:
