Нетрудно заметить, что наиболее велико это расхождение у фашистов, прикрывающихся коммунистической идеологией.
Коммунизм и фашизм - это две противоположности, две взаимоисключающие философии и идеологии.
Тем убедительней и решительней должны играть свою роль фашисты, прикрывающиеся марксистской идеологией, тем грандиозней и тем беспощадней к коммунистам должен быть спектакль процесса фашизации коммунистической партии, истребляемой фашистами, тем нелепее и чудовищнее должны быть те роли, которые в этом спектакле распределяются между фашистами и коммунистами, тем нелепее и чудовищнее должно быть распределение ролей.
П. П. Владимиров отмечал в своем дневнике (запись от 13 января 1944 г.):
"Я на долгом, непрекращающемся, трагикомическом спектакле" (20, с. 255).
Для коммунистов тот чудовищный спектакль, который развертывается под прикрытием шумных идеологических стереотипов о "правом уклоне", о "меньшевистском крыле", "предателях", "шпионах", "диверсантах", сохраняет, несмотря на всю его надуманность и фальшь, ясно ощущаемую всеми серьезность и важность в том смысле, что речь идет о партии, о социализме, об угрозе им, угрозе тому, что для каждого коммуниста является святыней.
Фашисты относятся к этим понятиям сугубо спекулятивно; играя вполне серьезно свои роли, они в глубине души относятся к разворачивающемуся спектаклю, именно как к спектаклю - таким образом, в этом плане у них было определенное преимущество.
"В такой момент, когда буржуазия сама играла чистейшую комедию с самым серьезным видом, - писал Маркс в "18 брюмера", - когда она была наполовину одурачена, наполовину убеждена в торжественности своего собственного лицедейства, - в такой момент авантюрист, смотревший на комедию, просто как на комедию, должен был победить" (64, с. 469).
Сталин и Мао, несомненно, смотрели на трагикомедию процесса фашизации ВКП(б) и КПК, именно как на трагикомедию, большевики и китайские коммунисты Сталиным и Мао Цзедуном были наполовину одурачены, наполовину убеждены, и поэтому должны были проиграть.
После того как 8 декабря 1932 г. Штрассер сложил с себя все партийные полномочия и, таким образом, признал свое поражение в борьбе с Гитлером, тот разыграл следующую сцену: собрав партийных бонз и депутатов в Берлине, чтобы публично узаконить свое торжество над Штрассером и заодно представить его изменником, Гитлер принял черзвычайно подавленный и убитый вид. "Возмутительно, что Штрассер мог поступить так с нашим вождем", - воскликнул с места на задней скамье Шлейхер, давний враг Штрассера.
