С а в и н а. Милый Иван Сергеевич! Я уже привыкла во всем исповедоваться перед вами. На должность директора императорских театров назначили Ивана Александра Всеволожского, родственника моего мужа. Теперь для меня стало еще хуже. Он боится, что его обвинят в потворстве, а я не хочу дразнить гусей. Он допустил отнять у меня бенефис — «за капризы». Нет, не могу больше… Уйду в отставку…
Т у р г е н е в. Что это, помилуйте, вы даже об отставке упомянули! А те новые роли, в которых я хотел вас видеть в Петербурге, когда я туда вернусь… если только мне суждено туда вернуться? Вы должны остаться на сцене еще лет сорок, что я, конечно, не увижу и о чем даже не очень сожалею…
С а в и н а. Нет, слава моя меня не переживет.
Т у р г е н е в. Ну что вы… помилуйте?! И не хандрите больше… А мне… мне через четыре дня шестьдесят четыре года. Смирился я, милая Мария Гавриловна, смирился… Я себя спрашиваю: да полно, я ли это, тот молодой, хотя седовласый, человек, который мог загораться от одного поцелуя прелестных губ?..
С а в и н а. Я очень хочу вас видеть, поговорить с вами. Вы не сможете приехать в Петербург?
Т у р г е н е в. Перспектива нашего свидания в Петербурге все более и более заволакивается туманом… А я с большим правом, чем вы, могу сказать, что сам не знаю, что со мною будет, когда я вас увижу. Оттого-то мне и невесело думать об этом загадочном будущем… А впрочем… чем черт не шутит, сказал бы я, если бы мог думать, что даже черт вмешивается в людские дела. Но он, подражая своему господину, предоставляет этим делам идти как им вздумается… И со всем тем, я не хочу терять надежды.
С а в и н а. Мне казалось, что я увижу его еще раз — и непременно в Спасском, в его любимом Спасском. Я так надеялась, я была так уверена в этом…
Т у р г е н е в. О приезде в Россию мне, конечно, нечего думать, если нам суждено свидеться, то не иначе как здесь. Если когда-нибудь будете в Спасском, поклонитесь от меня дому, саду, моему молодому дубу — родине поклонитесь, которую я уже, вероятно, никогда не увижу…
Пауза. Вновь возникает музыка — Трио П. Чайковского.
С а в и н а. Больше я не получала писем. Последнее свое письмо Иван Сергеевич написал с трудом, карандашом. Письмо тому, кого он считал первым писателем России.
Высвечивается лицо Т у р г е н е в а. На столе горящая свеча.
Т у р г е н е в. Буживаль, 27 и 28 июня 1883 года. Милый, дорогой Лев Николаевич, долго вам не писал, ибо был и есть, говоря прямо, на смертном одре. Выздороветь я не могу, и думать об этом нечего. Пишу же я вам, собственно, чтобы сказать вам, как я был рад быть вашим современником, и чтобы выразить вам мою последнюю, искреннюю просьбу. Друг мой, вернитесь к литературной деятельности! Ах, как я был бы счастлив, если бы мог подумать, что просьба моя так на вас подействует!!! Друг мой, великий писатель русской земли, — внемлите моей просьбе! Не могу больше… Устал!..
