С а в и н а. Как мне было тяжело проститься с вами в Париже, что я тогда перечувствовала… Вы должны были все понять… Вы — знаменитый писатель, а я — бедная балаганная актриса. Не удивляйтесь этому названию; в данную минуту оно как нельзя более подходит ко мне: я играю на этой неделе десять раз, а бог дал семь дней только, — мне приходится играть почти два раза в день, на двух театрах. Наверно, это хорошо, мне это поможет заглушить… Вам скоро надоест мой почерк, но вы сами в этом виноваты — я чувствую необходимость во всем исповедоваться перед вами. Многое хотелось бы вам еще сказать. Для меня встреча с вами… ну, вы сами знаете… и не судите слишком строго несчастную Савину.
Т у р г е н е в. Помните, я вам как-то раз сказал, что вы в моей жизни оставили след, который не изгладится, хотя бы я сам старался его стереть… Правду я тогда сказал… Но позвольте вас спросить: как же это вы не сумели обеспечить себя от такой неслыханной эксплуатации? Играть два раза в день — да это чудовищно! Или, может быть, вам такая лихорадочная деятельность нужна, чтобы «заглушить»… Что же именно?.. Вот уж точно, в отношении к вам, можно цитировать: «Только временное — вечно». Живешь со дня на день, думаешь: это только так, пока… а смотришь: и всю жизнь так проживешь… Читал я в газетах отчет о вашей последней роли в пьесе Островского. Говорят, вы прелестны в русском костюме: не пришлете ли вы карточку? Впрочем, как сказано у Богдановича: «Во всех ты, душенька, нарядах хороша».
С а в и н а. Когда же вы приедете в Петербург, посмотреть меня в новой роли?
Т у р г е н е в. А, господь ведает! Это будет зависеть от различных обстоятельств, которые могут совершиться скоро или затянуться… Надеюсь все же прибыть в Россию не позже января. Я, конечно, вас увижу, но… присутствие вашего будущего супруга, которое меня несколько смутило в Париже, будет иметь свое влияние… Прошедшее едва ли воротится даже в том виде, в каком оно было… Должен вам сознаться, что старею — и стареюсь… что не всегда совпадает. Что делать! Как говорит пословица: «Пожито, попито — надо и честь знать…»
С а в и н а (читает письмо). «Париж, 13 марта 81-го года. Если Вы будете продолжать так не щадить себя, Вы непременно себя уходите, и я, не шутя, предлагаю Вам сделать мне честь и удовольствие: отдохнуть несколько дней или недель в моей деревне. Воображаю, как должны были подействовать на Вас похороны Достоевского и потом смерть Елизаветы Матвеевны Левкеевой. С Вашими нервами нужна крайняя осторожность. И как это не было близ Вас хорошего приятеля, чтобы помешать Вам доводить себя до изнеможения! В мае я приеду в Спасское и останусь там все лето. Лучше для Вашего здоровья ничего нельзя придумать, как безмятежное и спокойное житье в деревне».
