С а в и н а. Я отвечу вам словами Беатриче: «…я могла бы сказать, что люблю вас больше всего на свете. Но вы мне не верьте, хотя я и не лгу. Я ни в чем не признаюсь, но и ничего не отрицаю… (После паузы.) А теперь я спрошу, какое из моих достоинств заставило вас страдать любовью ко мне?» (Пауза.) Что же вы молчите? Отвечайте! Теперь ваша реплика.
Т у р г е н е в. Не только Бенедикт, но и любой на его месте без ума станет от вас. (Идет к столу, пишет письмо.) «Село Спасское-Лутовиново. Суббота, 17 мая 80-го года. Милая Мария Гавриловна. (Оторвался от письма.) Полтора часа тому назад я вернулся сюда — и вот пишу Вам. Ночь я провел в Орле — и хорошую, потому что постоянно был занят Вами, и нехорошую, потому что глаз сомкнуть не мог. Мысленно провожаю Вас по Вашей дороге в Одессу… Сегодня день, предназначенный на Ваше пребывание в Спасском, — словно по заказу: райский. Ни одного облачка на небе, ветра нет, тепло!.. Если бы Вы были здесь!.. Но мои мечты так и остались мечтами. Следует их прогнать — это нелегко… Вы обронили загадочную фразу о том «скверном, что должно иметь влияние на вашу будущность». Догадываюсь, но желал бы знать нечто более определенное… Когда вчера вечером я вернулся из вокзала — а Вы были у раскрытого окна, — я стоял перед Вами молча — и произнес слово: «отчаянная». Вы его применили к себе, а у меня в голове было совсем другое. Меня подмывала уж точно о т ч а я н н а я мысль… схватить Вас и унести в вокзал… Но тут третий звонок раздался — и все!.. Благоразумие, к сожалению, восторжествовало!.. Но представьте себе, что было бы в журналах! Отсюда вижу корреспонденцию: «Скандал в Орловском вокзале… Вчера здесь произошло необыкновенное происшествие: писатель Т. (а еще старик!), провожавший известную артистку С., ехавшую исполнять блестящий ангажемент в Одессе, внезапно, в самый момент отъезда, как бы обуян неким бесом, выхватил госпожу Савину через окно из вагона, несмотря на отчаянное сопротивление артистки…» и т. д. и т. д. — какой гром и треск по всей России! А между тем это висело на волоске… как почти все в жизни. Я здесь до 24 мая, потом в Париж, в Буживаль. Признаюсь, не очень-то я верю в Ваше заграничное путешествие — что могло быть, то для меня едва ли повторится».
С а в и н а. Мне трудно сейчас ответить вам — все так зыбко, так неопределенно… Верно только то, что мое сердце всегда с вами, и сказать я это могу особенно теперь… Я нарушила ваш покой, покой писателя, перед которым благоговею, — вы мой грех…
