Т у р г е н е в. Почти сорок лет… Встретить Полину Виардо на своем пути было величайшим счастьем в моей жизни, и моя преданность и благодарность к ней умрут вместе со мной. Я не мог оставаться без нее. Ее отсутствие причиняет мне какой-то физический страх, как если бы недоставало воздуха… Это тоска тайная, губительная, от которой я не могу отделаться.
С а в и н а. И что же, нет никакого лекарства от этого чувства?
Т у р г е н е в. А любовь — вовсе не чувство. Это болезнь души и тела. И с нею нельзя хитрить. В любви нет равенства. Одно лицо — раб, а другое — властелин, и сама она цепь, и цепь тяжелая… (После паузы.) Но было и счастье, возвышенное счастье… Госпожа Виардо — царица цариц!..
С а в и н а. Почему же вы не женитесь на вашей царице?
Т у р г е н е в. Но… при живом муже?
С а в и н а. Вы это сказали совсем по-французски.
Т у р г е н е в. Да, почти дословно… Из фальшивых положений не выходят, из них выйти нельзя. Знаете, что такое брак? Как говорил Гиппократ, «брак — лихорадка навыворот; он начинается жаром, а кончается ознобом». Да-да… А Монтень заметил, что «счастливое супружество скорее мыслимо между слепой женой и глухим мужем».
С а в и н а (смеется). Очень остроумно.
Т у р г е н е в. Жизнь прошла, а в то же время чувствуешь: она не начиналась. Видно, надо кончать, довольно «платить безумству дань» — сидеть на краешке чужого гнезда. Вы себе и представить не можете, как тяжела одинокая старость… Нет, мне никогда, видимо, не свить своего гнезда… (После паузы.) Лучше расскажите о себе… Я ведь о вас мало что знаю. Где вы учились?
С а в и н а. Нигде. Мой университет — мои друзья.
Т у р г е н е в. А ваше детство?..
С а в и н а. У меня его не было. Я как-то всегда чувствовала себя взрослой и… очень несчастной… В куклы играть никогда не любила, хотя платья им шила превосходно… И тогда уже увлекалась нарядами… Мне было хорошо, когда воображала себя героиней драмы! Это от книг, читала их много, до обморока, все что ни попадалось под руку.
Т у р г е н е в. Вы, наверно, с детства мечтали о театре?
С а в и н а. Нет, никогда не думала, что поступлю на сцену, хотя отец мой был актер, да и вращалась я все время в актерской среде… А мать… она меня не любила… До сих пор не знаю, за что… Я была очень худа и ужасно смугла, узкие плечи, длинные руки, коротко остриженные светлые волосы, ноги в больших, на рост, башмаках, уродски сшитое платье, всегда ситцевое, а стало быть, и измятое, и чересчур короткое, длинная гусиная шея и пальцы в чернилах. Вот мой портрет… В детстве меня называли «цыганка», а мать — «волчонком». Это потому, что мои глаза глядели всегда испуганно и блестели очень…
