Тайна Пушкина | страница 67
С а в и н а. Цветы моя страсть.
Т у р г е н е в. Я никогда не встречал таких красивых цветов, как у себя, в Спасском. Моя покойная матушка… Она ревностно следила за садом, где были самые лучшие, самые редкие породы роз, гиацинтов, тюльпанов… Как-то раз кто-то вырвал дорогой тюльпан. После этого всех садовников пересекли… Мать моя любила театр, картины, книги, цветы и… бессердечно относилась к крестьянам, жестоко… Помню, был один крепостной мальчик… У него обнаружились незаурядные способности к рисованию. Был он послан в Москву учиться живописи. И так искусно овладел мастерством своим, что ему дали расписывать потолок в Большом театре. А потом матушка потребовала его назад в деревню, чтобы он рисовал для нее цветы с натуры. Он их писал тысячами… И садовые, и лесные, писал с ненавистью, со слезами… Они опротивели и мне. Бедняга рвался, зубами скрежетал, спился и умер. Я сам боялся матери как огня. Наказывали меня за всякий пустяк, муштровали, как рекрута. Редкий день проходил без розог… Нечем мне помянуть моего детства. Ни одного светлого воспоминания… Моя мать… Помню, она послала на поселение в Сибирь двух парней за то только, что они, вероятно по рассеянности, не поклонились ей. Да простит ей бог все… (После паузы.) Моя биография — в моих произведениях… Почти все, что я видел вокруг, возбуждало во мне чувство смущения, негодования, отвращения… Я должен был уехать, бежать за границу.
С а в и н а. Бежать? Почему?
Т у р г е н е в. Я не мог оставаться рядом с тем, что я возненавидел. Мне нужно было удалиться от моего врага затем, чтобы сильнее напасть на него. Враг этот был крепостное право… Против него я решился бороться до конца… Нет, я не написал бы «Записок охотника», если бы остался в России.
С а в и н а. Это одна из моих самых любимых книг… и ваши романы… Вы это все наблюдали? Все это так и было в жизни?
Т у р г е н е в. У меня только то и выходило хорошо, что взято было мною из действительности. Бывают эпохи, где литература не может быть только художеством… Есть интересы выше поэтических интересов. Когда я писал «Записки охотника», Белинский благоволил ко мне… Мой друг, отец и командир… Я как сейчас помню первую с ним встречу, наше знакомство… Когда я пришел к нему на квартиру, то увидел человека небольшого роста, сутуловатого, с неправильным, но замечательным лицом, с тем суровым и беспокойным выражением, которое встречается у застенчивых и одиноких людей. Он заговорил и сразу закашлял… Беседа наша началась. Сначала Белинский говорил довольно много и скоро, но без воодушевления, без улыбки… Но понемногу оживился, поднял глаза, и все лицо его преобразилось… Красоту его глаз я только тогда и заметил… Нет, нельзя представить человека более красноречивого… Это было неудержимое излияние нетерпеливого и порывистого, но светлого и здравого ума, согретого всем жаром чистого и страстного сердца… у него было тонкое чувство правды и красоты… Благо родины, ее величие, ее слава возбуждали в его сердце глубокие и сильные отзывы! Жаль, не увидел он много хорошего, что появилось после него в нашей литературе. Как бы он искренне порадовался!.. Да, далекое, но хорошее время! Станкевич, Грановский, Белинский, Гоголь… Иных уж нет, а те…