Ага, только сам он об этой семье вспоминал, исключительно когда возникала необходимость взять взаймы. Правда, случалось это задолго до моего рождения, ибо позже дядя кардинально пересмотрел жизненную позицию, предпочитая деньги копить, нежели тратить, но…
— Есть закон…
И закон на стороне Нинелии. В родовую книгу ее внесли, причем вместе с дочерью, ибо тогда над ней еще довлело клеймо незаконнорожденности, а следовательно, в род приняли со всеми вытекающими последствиями. Уж не знаю, с чего это дедушка так расщедрился, обычно он проявлял куда больше здравомыслия.
— А есть правда… ты женщина благоразумная… ты не захочешь проблем…
Он потянул Нинелию за собой, а до меня донеслось:
— …ты же понимаешь, что в этой жизни все неоднозначно, и бывает, что сиюминутная выгода приносит…
Интересно, а к ней он кого подошлет?
Все-таки мерзкие существа, мои родственники. Тетушка Фелиция пробормотала что-то, и отнюдь не молитву, помянув и меня, и матушку мою, которая чем-то ей насолила, поправила грязные розы и удалилась, оставив меня наедине с дядюшкой Фердинандом.
Вот уж кого я не понимала. Точнее… мы встречались дважды. Первый раз, когда он вернулся на родину и наносил череду обязательных визитов, являя себя обществу, — тогда мы очень нудно и без малейшего удовольствия пили чай, беседуя о погоде. А второй, когда я, поддавшись любопытству, отправилась на его лекцию, посвященную особенностям островной магии.
Было интересно. Очень.
Если бы дядюшка еще не полагал женщин существами низкими, неспособными к мышлению и вообще к самостоятельной жизни, мы бы, пожалуй, подружились. Но на меня он смотрел с недоумением, явно не понимая, как вышло, что особа столь сомнительных интеллектуальных качеств оказалась во главе рода.
Если бы дядюшка был магом, если хотя бы спящим даром обладал, он бы, несомненно, сделал все, чтобы восстановить справедливость, но… боги явно были против.
С божьей волей спорить бессмысленно, но и любить меня он не был обязан.
— Интересно, — сказал дядюшка, склонившись над гробом. А я ощутила запах сигар и бальзамической жидкости. — Очень интересно… надеюсь, дорогая племянница, вы не станете затягивать…
Он поправил галстук.
— …хватает, знаете ли, своих дел…
Догадался? Понял?
Но… главное, вмешиваться не станет… а ведь мог бы… я сейчас беспомощна, достаточно отрубить голову и… не стоит думать о грустном. Я уже мертва, а второй раз умереть, конечно, обидно, но и только.
Меня оставили в тишине.
