Диттер молчал. Тянул укрепляющий отвар, морщился, то ли от вкуса, то ли от слез кузины. Тетушка хлопотала, уверяя бедняжку, что все поймут… нельзя же из-за недоразумения жизнь девочке ломать.
Дядюшка Мортимер пыхтел и судорожно пытался сообразить, где выгода. На кузину с ее страданиями ему было глубоко плевать, но вот поодиночке у них шансов против меня не было.
— Я… мне… ромала встретилась… она сказала, что на мне венец безбрачия, — кружевной платочек замер в дрожащей руке. — Что поэтому ничего не складывается…
— А не потому, что ты мелкая потаскушка? — поинтересовалась я. И получила полный ненависти взгляд. — Что? Не так давно с одним кувыркалась. Я сама видела, что кувыркалась, так что не строй из себя оскорбленную невинность. А сегодня к другому полезла.
Даже я себе подобного не позволяла. Нет, любовники у меня были. Всякие. Но песен о любви я никому не пела и уж тем более не пыталась разум подчинять.
Кузина пошла пятнами и жалобно проблеяла:
— Это… это все зелье… — И новая мысль показалась ей на редкость удачной. Она прижала пальчики к вискам. — Я… я плохо помню, что со мной было…
— Разве можно покупать зелья у ромал! — воскликнул дядюшка, причем возмущение его было столь притворно, что, кажется, он сам себе не поверил.
— Бедная моя девочка… — Тетушка поцеловала дочь в макушку. — Ты так страдаешь… бедняжка тоже пострадала… будет совершенно бесчеловечно угрожать ей судом… любой поймет, что она не виновата.
Диттер прикрыл глаза. И тетушка замерла. А кузина и вовсе дышать перестала. Он пострадавшая сторона, и, чтобы эти курицы ни пели, как решит, так и будет. И судья разбираться не станет: кому охота ссориться со Святым престолом, особенно в ситуации столь однозначной.
Ромалы…
Да, ромальские шептухи еще та зараза. И заморочить способны, и внушение слабенькое навесить, чтобы потом за сня тие его стрясти последние гроши. И совести у них не особо, точнее, гаджо она не касается, но… их ворожба иного свойства.
Травы?
Да, используют, но в основном дорожные, обычные. И силу из них не тянут, скорее пишут свою… да и ни одна ромалка в здравом уме не рискнет делать что-то настолько противозаконное. Во всяком случае, не для чужака… максимум — любовный эликсир с легким возбуждающим эффектом…
— Она… она так говорила… говорила… простите, я не помню… — Кузина смежила веки и сползла на стуле. — Совершенно не представляю, как… я ведь никогда прежде… шла из храма… молилась Невесте… наверное, она там всех поджидает.
