Невысокий. Пожалуй, ниже меня будет, а я не скажу, что ростом удалась. Худой, если не сказать, что болезненно худой. Смуглокожий… Значит, не чистой крови, и тетушка Фелиция это поняла, ишь, до чего скривилась, она у нас чужаков не любит и даже комитету церковному внесла предложение не пускать нечистых кровью в храм. Правда, его не поддержали к величайшему тетушкиному огорчению.
Всяк ведь знает, что чужаки — смутьяны.
И вообще…
Она подняла лорнет и сделала шаг назад. А вот тетушка Нинелия, та, напротив, потянулась, вперившись взглядом. И чую, ощупывает бедолагу, отмечая и потрепанную одежонку его — такую в нашем городе не каждый бродяга примерить согласится, и ботинки со сбитыми носами, и, главное, уродливейшего вида кофр на колесиках. Колесики продавили ковер, а ботинки оставили следы на паркете.
Дождь, стало быть, начался. В наших краях зимний дождь явление частое, весьма способствующее развитию всякого рода меланхолий и прочих благоглупостей.
— Диттер, — представился хозяин кофра, на его ручку опираясь. И поморщился.
А ему больно. Больно-больно-больно… и кровушкой попахивает, причем дурною, порченой. Ах ты… это они мне дефектного инквизитора всучили? Обидно, право слово…
— Диттер Нохкприд, — уточнил он, обводя мою семейку добрым взглядом.
А глаза синие… Волосы вот с рыжиной явной, правда, не морковного пошлого колера, а этакой благородной бронзы. Уши неодинаковые. Левое прижато к голове, а правое изуродовано, то ли рвали его, то ли мяли, главное, что осталось от ушной раковины немного. И в эту малость он умудрился серьгу вставить. Непростую.
— Старший дознаватель милостью матери нашей Церкви, — произнес он, правильно оценив молчание. И руку вытянул, позволяя разглядеть круглую массивную печатку на мизинце. Силу я издали почуяла, и такую… неприятную, да.
Определенно, прикасаться к подобным вещам мне не стоит. А вот наши потянулись.
— Позволите, — дядюшка Мортимер носом уткнулся. — Как интересно… в высшей степени… да…
Будь его воля, он бы печаточку на зуб попробовал. И оставил бы себе, для экспертизы, да… Воли не было.
Диттер руку убрал и снова огляделся. На сей раз и меня заметил. А что, я не прячусь. Устроилась на подоконнике? Вот… что-то потянуло меня к ним. Высоко. Удобно. И родственнички любимые как на ладони…
А смотрит-то… И смотрит…
И я смотрю. Красавчик? Нет. Может, когда-то и был, но с той поры минуло пара десятков лет и столько же шрамов. А нелегкой у него жизнь была. И сейчас…
