Еще Жово занимал вопрос, чем станет для него подвал в доме на улице Мюрлен: надежным пристанищем на долгие годы или походным бивуаком? У кого об этом справиться? Баунти, он что, всерьез тут главный? На первый взгляд авторитет у него в подразделении нулевой. А вдруг он из тех военачальников, которые так управляют людьми, что его все только любят? Говорил же маршал Лиотэ[59]: «Я люблю, чтобы меня обожали». Вот и думай, как маневрировать с этим парнем. Это-то и был последний и самый главный вопрос.
В полдень Жово и Спаситель встретились в кухне.
— Я сварю вам кофе, шеф?
Спаситель отметил, что старый вояка встал у него на якорь. Он повесил маленькое зеркальце над раковиной, чтобы иметь возможность побриться, и купил большой кирпич хлеба и колбасу себе на обед.
— Я и бутерброд съем, — сказал Спаситель.
Он не знал, что Жово делает у него в доме, но тот обосновался — это факт. Спаситель ел и пил кофе молча. Ему нужен был островок тишины среди дня, заполненного беседами с пациентами. Жово изучал его исподтишка. Не мужик, а платяной шкаф, и при этом кроткий, как ягненок. Поев, Спаситель поднялся и скомандовал:
— Вольно!
Жово одобрительно усмехнулся. Док-психолог видит тебя насквозь, входит в мозги, как нож в масло. Вот уж кому не надо разрешать рыться в походном мешке.
Спаситель дошел по коридору до двери-границы и понял, что одной чашки кофе ему мало. Он вернулся и, войдя в кухню, увидел, что Жово закурил вонючую сигаретку.
— В моем доме не курят.
— Есть, шеф, — отозвался Жово и загасил сигарету в тарелке.
Спасителю не хотелось обидеть старика, и он прибавил:
— Вы можете курить на веранде.
«Все-таки слабак», — решил Жово, когда Спаситель ушел.
* * *
Маленьким хомячкам исполнилось десять дней. К сожалению, их было все так же семеро. У них уже обозначились веки, но глаза были затянуты пленкой, так что они походили на крошечных злодеев, натянувших на голову нейлоновые чулки. Они стали покрываться пушком, кто бежевым, кто бронзовым, кто золотистым. Крошечными розовыми лапками они вслепую хватали зернышко кукурузы или семечко подсолнуха и мусолили его. Если мамаша покидала гнездо, они пищали, призывая ее обратно. Она возвращалась, не слишком-то довольная, и расталкивала малышей, уча их хорошим манерам. Смотреть на них было забавно, и Спасителю вспоминалась фраза, которую он часто слышал: «В этом возрасте они становятся интересными». Так говорили и о младенце, который улыбался ангелам в небесах, и о школьнике, который усвоил согласование времен. «А когда я показался интересным своим родителям?» — задумался Спаситель. Его усыновила немолодая белая супружеская пара, подсказавшая его умирающей после родов матери назвать его многозначительным именем — Спаситель. Бландине он дал совет не брать на себя больше, чем ей положено по возрасту, но сам, словно предчувствуя, что ему пригодятся широкие плечи, рано начал заниматься спортом, развивать мускулы.
