Останемся только мы. Я верю в общемировую роль России. Она призвана спасти Европу от этой гидры.
Во Франции опять будет король, — продолжал он почти с пафосом. — Какой музыкой звучат эти слова: при французском королевском дворе! Маркизы… старый Тюльери…
Он полузакрыл глаза. Он мечтал.
— Ну что же, начинайте! — сказал Андрей Владимирович не то сочувственно, не то презрительно.
— И начнем. У нас найдутся люди. Нашим союзником будет даже Дух земли, который даст нам миллионы крестьянства…
— Это как же? — удивился Синицын.
— Очень просто: мы припугнем мужичков наделением евреев землей.
— Ловко, — сказал, помолчав, Андрей Владимирович.
— Всякое оружие хорошо в борьбе! Ведь эта гидра разрушает даже семью. Я должен вас предостеречь, уважаемый Андрей Владимирович: ваша дочь…
— Что? — отрывисто спросил Синицын.
— Она под наблюдением охранного отделения. Я знаю это из верных источников. Она принадлежит к опасной фракции анархистов… Ее могут арестовать.
Синицын был поражен. Он сам называл свою дочь революционеркой, но, откровенно говоря, был убежден, что это все наносное, жертва моде, и у Анны природный здравый смысл не допустит ее впасть в ошибку.
— Анна — анархистка?
— Увы! — вздохнул граф. — Кто не делает ошибок в молодости!
Синицын был спокоен, но в нем поднималось холодное и жесткое чувство против дочери.
Аня была дома вечером, когда в комнату вошел отец.
Он никогда почти не заходил к ней: холодное отношение к домашним было отличительной чертой Синицына; с дочерью он был всегда далек.
Аня читала книгу и удивленно взглянула на отца.
Тот подвинул стул и сел.
— Я должен с тобой поговорить, — сказал он. — Про тебя идут дурные слухи.
— Дурные слухи… Про меня? — покраснела Аня.
— В один прекрасный день тебя могут арестовать. Согласись, что это не доставит особенного удовольствия ни мне, ни матери.
Аня молчала.
— Я не вмешивался до сих пор в твои убеждения, надеясь на твой здравый смысл. Но оказывается, что я слишком понадеялся. Ты скомпрометировала себя, связавшись с этими анархистами. Я не понимаю, чего тебе нужно? — продолжал он, с недоумением разводя руками. — У тебя прекрасная комната, электричество, все нужное и пятьдесят рублей в месяц на карманные расходы! Ты не подумала, что можешь лишиться всего этого?
— Да… я не думала, — вся пунцовая, ответила Аня.
— Именно, ты можешь лишиться. В первый раз я пользуюсь правом отца и запрещаю тебе всякую политику!
— Это насилие! — вырвалось у Ани.
— Что?! — нахмуря брови, произнес Синицын.
