Караджан жил припеваючи и собирался в скором времени повезти Наиму в Янгикурган, познакомить с матерью, получить ее благословение.
Когда Караджан где-нибудь появлялся с Наимой, его друзья не сводили с нее восхищенных глаз. Она была изящна, красива, одевалась со вкусом. Любила перламутровый маникюр и малиновую губную помаду. А ресницы красила так, что они становились вдвое длиннее и загибались кверху…
Но очень скоро обнаружилось, что у них полное расхождение во взглядах на жизнь.
Наима часто возвращалась с концертов поздно. Когда он выказывал недовольство, она начинала сердиться и уверяла, что человек должен быть свободным во всем. На то он, дескать, и человек.
У такой эффектной женщины, конечно, не могло не быть поклонников, она не скрывала этого от Караджана. Признавалась, что ей ужасно не по себе в компании женщин — они только о барахле, детях да приготовлении пищи и говорят. Скукота! Она предпочитает общество мужчин! Любила под настроение рассказать, какие шикарные вечера она проводила в ресторанах, где ее нарасхват приглашали танцевать, и о том, какие видные люди за нею ухаживали.
Заметив, что Караджан мрачнеет, она звонко смеялась, проводила ладонью по его щеке и ласково говорила: «Глупый, это же все в прошлом. Сейчас я люблю только тебя…»
Однажды Наима приехала под утро. Караджан всю ночь ходил из угла в угол, не находя себе места, и курил папиросу за папиросой.
Услышав скрип тормозов автомобиля, Караджан подошел к окну. Хлопнула дверца черной «Волги», машина отъехала, мигая красными огоньками стоп-сигналов.
Вскоре на лестничной площадке послышались неторопливые шаги Наимы. Она долго возилась, пока отперла дверь. Караджан стоял посреди комнаты и ждал. Она швырнула сумочку в кресло. Подошла, чуть пошатываясь, и со словами: «Ты ждешь, милый?..» — попыталась его обнять. Взгляд у Наимы был тусклый, от нее несло коньяком. Сняв руки Наимы со своих плеч, он тихонько ее отстранил.
— Вот как? — вдруг со злостью проговорила она. — Ты меня толкаешь?
Ее прекрасные голубые глаза, которые почти всегда смеялись, стали острые, как буравчики.
— Где ты была? — глухо проговорил Караджан, с трудом проглотив комок, застрявший в горле.
— Я свободная женщина и делаю что хочу! Я не обязана никому давать отчет!
Караджан схватил ее за плечи и встряхнул, глядя в глаза:
— Наима! Опомнись, что ты говоришь? Как ты смеешь так поздно возвращаться, не сказав, где будешь!
— Ах, во-от чего ты захотел, — проговорила Наима, поправляя упавшую на лицо прядь, и расхохоталась. — Глупенький мой, папуасик! Оставь свои предрассудки. Пережитки вашего племени скоро канут в Лету. В мире восторжествует одна культура — европейская!
