— Умница, — улыбнулась хозяйка. — Понимаешь: баба Настя без еды не оставит. Да уж пойдем, дам тебе. Наголодалась на помойках-то… Кто ж тебя выбросил? Ох, люди, никого не жалеют.
На кухне Миррана Каммиата опять вспрыгнула на подоконник и выглянула во двор. Там, у мусорного контейнера, сидели рядком три кошки. Одна — обычная, две — из Армии Спасения. Миррана Каммиата выгнула спину и победно распушила хвост, махнув им, как флагом. Те, снизу, подали знак: счастливица, поздравляем! Она скребнула лапкой по стеклу и соскочила на пол.
Хозяйка накрошила в блюдце кусочки булки и полила водой, в которой вчера варилась сосиска.
— Кушай, девочка моя, кушай. Одна ты у меня…
А во дворах, в скверах, на улицах ждали и надеялись кошки.
Где вы, люди, — те, кому мы нужны?
Двадцать первый век; много лет спустя. Все еще живем — и не так уж скверно.
А как, по-вашему, мы выжили ТОГДА?
Жемчужная дымка приглушала свет полуденного солнца. Небо, пронзительно-синее с утра, выцвело и стало бледно-голубым. Пожелтевшие лиственницы казались медовыми, безлюдные дорожки старого парка были запорошены их мягкой хвоей.
С севера наползали серые тучи; осень вздохнула порывом холодного ветра.
Зябко вздрогнув, Он заботливо коснулся Ее плеч.
— Как ты?
Она молчала. В молчании угадывалась нежность и необъяснимая тоска.
— Я люблю тебя, — прошептал Он, целуя Ее нежную щеку.
На щеке лежало пятнышко солнечного света. Свет и тепло уходящего лета. Последняя, прощальная ласка.
На волосы Ей упала хвоинка, следом еще — лиственницы одаривали своим золотом землю, замшелые каменные скамьи, на которых давно никто не сидел, и двоих влюбленных. Мягкие иглы лежали на Ее небрежно сколотых, готовых рассыпаться белых локонах. Локоны были теплые и, казалось, светились. Да: летний свет и тепло таились в Ее волосах, в печальном лице, во всем Ее теле — в изящной шее, округлых плечах, в тонких пальцах… Пальцы просвечивали, когда на них падал солнечный свет, и Он любил касаться их и поглаживать.
На небе осеннее солнце пряталось в дымку, а наплывающие тучи съедали жемчужную голубизну.
— Я буду любить тебя всегда, — шепнул Он, целуя прохладную кожу под маленьким ушком, на которое спадал завиток белых волос. — Всегда! — повторил Он, точно поклялся. — Даже после смерти.
Грустная улыбка тронула Ее губы. Или же ему почудилось, и Она вовсе не улыбнулась, а лишь подумала: «Что ты знаешь о смерти?» Он всегда с легкостью угадывал Ее мысли. А потом Она молча ответила: «Я тоже тебя люблю».
