— Они решили убить меня…
И лицо Азефа, до тех пор остававшееся холодным, неподвижным, выражало при этом самую безумную тревогу.
Несчастная женщина, которой не были известны последние неоспоримые улики и которая продолжала верить в своего мужа, как в самую себя, охваченная паническим страхом за его жизнь, стала уговаривать его сейчас же, не теряя ни минуты, ни секунды, бежать.
— Уезжай! Уезжай! Прежде всего спасай себя. Когда ты будешь в безопасности далеко отсюда, ты предпримешь все для своей защиты, для восстановления своего имени, своей чести…
В сопровождении жены Азеф осторожно, крадучись, выбрался из дому. Странное, фантастическое, жуткое бегство от невидимых врагов, от преследующих призраков началось по городу. Под порывами холодного пронизывающего ветра, в продолжение долгих часов скитались они по улицам спящего Парижа, едва обмениваясь редкими словами, подавленные каждый своими думами: он полный страха и, может быть, позднего раскаяния изобличенного преступника, чувствующего свою окончательную гибель, она — проникнутая сложным чувством боли, обиды, негодования за него, за его поруганную честь…
На каждом повороте, на каждом перекрестке помутившемуся воображению Азефа мерещились чьи-то подозрительные тени.
— Люба, Люба… Посмотри, вон там на углу…
— Это они… агенты центрального комитета. Они нас выследили и теперь следуют за нами…
— Но ведь это нелепо, разве ты не видишь, что это простые французы… Умоляю тебя, успокойся.
— Да, да, они все предусмотрели… Знаю, что мне знакомы в лицо все парижские эмигранты, они наняли частных сыщиков, чтоб следить за мною и не терять меня из виду… Мне не избежать их мести…
Азеф изменился до неузнаваемости… Прохожие возбуждали в нем непреодолимый страх. С боязливой пытливостью всматривался он в лицо каждого встречного, и не один поздний гуляка впоследствии с недоумением, наверное, спрашивал себя, чем он мог вызвать такой страшный испуг у этого куда-то торопившегося толстяка с покорно следовавшей за ним женщиной…
В смертельной тревоге, без цели, без направления переходили они с улицы на улицу, охваченные одним стремлением: бежать, бежать… Под утро они очутились, сами не зная как, — вряд ли они помнили о пройденном ими пути, — у входа Гар дю Нор (Северный вокзал), и там им пришлось еще целый мучительный час прождать в громадном, нетопленном зале, до отхода курьерского поезда в Кельн[35].
Азеф бежал. Центральный комитет, грозный карательный аппарат которого наводил такой ужас на Азефа во время его бегства, не позаботился в действительности устроить хотя бы наблюдение за его домом. Не было произведено также и необходимого обыска на его квартире. Колеблющиеся, неуверенные, не решаясь еще принять какие-нибудь меры, представитетели центрального комитета ограничились в последнюю ночь наивным приглашением провокатора на новое свидание, назначенное на другой день.
