Поминутно оглядываясь, она пробралась в туалет Плаксы Миртл и дополнила его хулиганскую надпись. Теперь она выглядела так: «Блэк + Люпин — козлы».
* * *
— Гарри почему-то думал, что вы не знаете про Мародеров, — Гермиона хихикнула, вспомнив надпись, которая до сих пор украшала стену туалета, потому что она очень хорошо зачаровала ее.
— Это было глупо, вы же понимаете? Кстати, а у мистера Поттера появились хотя бы зачатки мозгов, или он все также надеется на ваши?
— Вы тогда сильно испугались?
— Мисс Грейнджер, я тогда не просто «испугался», я тогда едва сознание не потерял от страха. Особенно, когда в чью-то кудрявую голову пришла мысль, что я не смогу за себя постоять, и этот кто-то зачем-то отозвал оборотня к себе.
— Эм, — Гермиона снова почувствовала себя глупо. — Вы поэтому заставили меня свои раны обрабатывать?
— Я не помню, чтобы заставлял вас, — в голосе снова появилась насмешка. — Вы так мило смущались. Со стороны это выглядело так, словно вы получаете определенное удовольствие от процесса. Почувствовали себя сестрой милосердия?
— Ага, — Гермиона невесело хихикнула. Хорошо, что он даже не догадывался, почему она действительно получала охренительное удовольствие, дотрагиваясь до него. — Вы помните про 1994 год?
— Немного, напомните?
Когда в темном ночном небе возникла темная метка, Гермиона остановилась и с ужасом разглядывала ее. Время, царящая вокруг неразбериха, люди в масках — все это сразу отошло на второй план. Для нее существовала только эта отвратительная голограмма, которая очень точно повторяла рисунок, который она увидела совсем недавно на предплечье профессора Снейпа.
Так больно и так страшно ей не было еще никогда. Она позволяла Гарри с Роном таскать ее по полю, по лесу, ей было все равно.
«Как же так? Это же просто невозможно!» — скулил ее внутренний голос, а другой, с нотками, присущими Гарри, смеялся и проговаривал: «А чего ты хотела? Он же декан Слизерина. Он же всех нас просто ненавидит. Почему нет-то? Ты что себе навоображала, дура? Если он пару раз показался тебе нормальным, то он автоматически не может быть связан с этой мразью? Опомнись, Грейнджер!»
Гермиона казалась себе просто больной. Она никого не хотела видеть. Кто-то, она уже и не помнила кто, рассказал про метки на руках у Пожирателей смерти.
«Почему он вообще не потрудился ее спрятать?» — продолжала скулить, находясь в агонии, ее влюбленность. «Да потому что, мисс Грейнджер, мне наплевать, видела ты ее или нет. Делать мне больше нечего, только о тонкой душевной организации всяких там грязнокровок думать», — от этого хотелось уснуть и долго не просыпаться, в идеале никогда. «Сварите мне напиток живой смерти, профессор. Сама я буду не способна».
