— Почему я? — Гермиона уже не ориентировалась в том, где именно они находятся в данный момент времени.
Она где-то потеряла Женевьеву, но совершенно не волновалась об этом. Ей просто было хорошо, ведь именно для этого она и вышла сегодня вечером из гостиницы.
— Я так давно не разговаривал с англичанкой, — в окружающем их шуме было неудобно разговаривать, но они приноровились, нужно было только быть поближе друг к другу… очень близко. — Вы здесь проездом? Или я нашел ту, кто разделяет мое восхищение этим городом и предпочитает здесь жить?
— Я здесь по делам. Уже сегодня утром улетаю обратно в Лондон на восьмичасовом самолете.
Внезапно она поняла, что не кричит, чтобы ее услышали, потому что вокруг них образовалась тишина. Они даже не заметили, что карнавальная толпа осталась где-то там, на другой улице, а может быть в другой жизни. Этот парень, который подцепил ее, был высок, почти такой же высокий как Рон, но не такой массивный. Кажется, у него были светлые волосы и глаза, но сейчас они очутились почти в полной темноте и разглядеть что либо не представлялось возможным. Даже, если бы они разом сняли маски, то все равно не смогли бы разглядеть друг друга.
Все еще по инерции продолжая идти, они зашли в какой-то тупик. Окна домов сюда не выходили, а луна то появлялась, то исчезала из-за туч.
Гермиона вдруг четко осознала, что сейчас произойдет и… и не запаниковала. Это была волшебная ночь, в городе, который сам словно скроен из магии. Здесь ее никто не знает, и она может быть какой угодно: страстной, распутной. Все равно этот маггл не поймет, не узнает ее.
Пустая бутылка была в этот момент у нее. Гермиона отшвырнула ее в сторону, краем сознания отмечая, что она не разбилась, а покатилась по неровной дороге.
А в следующий момент ее прижали к стене сильные руки, а к губам прижались чужие губы. Маски на их лицах только добавляли пикантности. Холод на улице не позволял раздеться. Он мял ее тело сквозь слои одежды, и порыкивал от острого разочарования.
Гермионе удалось просунуть руки под его куртку и рубашку и прикоснуться к обнаженной коже спины. Они оба вздрогнули. Она медленно провела рукой, отмечая про себя, что кожа у него гладкая, ухоженная, только рваный шрам пересекающий спину наискосок и заставляющий руки постоянно возвращаться к нему, портил картину. А может и не портил, а придавал ему мужественности.
Драко застонал, опустил руки, задрал ее юбку и сжал в руках ягодицы, с восторгом отмечая, что она в чулках. Освободить ее от трусиков, и расстегнуть ширинку было секундным делом.
