У меня и так кружилась голова от сидра и танцев, а теперь ноги вообще ослабли, а мир завертелся перед глазами. Я тихо всхлипнула от неожиданности и вцепилась в рубаху Хена — больше для того, чтобы устоять, чем потому, что так предполагалось в этом танце. Рубаха была мокрая насквозь и пахла чистым сильным мужским телом. Горячие руки обвили мою талию, невольно заставляя прогнуться вперёд.
Я услышала, как Хен рвано вздохнул, тело его напряглось, но не поняла, в чём дело. Смотреть на него я боялась: а вдруг поймёт, как я себя ощущаю.
— Ты сегодня очень красивая, — Хен сказал это быстро, прерывистым шёпотом, и от того, как это прозвучало и как горячее дыхание обожгло шею, мне показалось, что я сейчас умру.
Лидайя, наверное, на моём бы месте не растерялась, насмешливо спросила бы: а что, всегда не очень? Но меня сейчас хватало только на то, чтобы еле-еле переставлять ноги в такт плывущей над нашими головами музыке. Ничего не ответив, я кивнула, надеясь, что Хен не посчитает это слишком самоуверенным.
Некоторое время мы молча кружились в танце. Постепенно я успокоилась — сердце по-прежнему лихорадочно билось в груди, нагнетая внутренний жар, но уже не так сильно кружилась голова, и не так горели щёки от дикого смущения.
Зато на первый план выплыли другие ощущения. Дыхание Хена, колышущее мои волосы, его лицо совсем рядом, щека к щеке, его руки на моей талии, стук его сердца, не сбавлявший ритма, хотя мы давно уже просто тихо топтались на месте.
Близость Хена сводила с ума. Скосив глаза, я видела его чётко очерченные губы, решительную линию подбородка с едва заметной ямочкой, крепкую шею и в распахнутом вороте мягкие тени на ключицах — и всё сильнее становилось желание прикоснуться, губами ощутить жар и гладкость его кожи, лизнуть шею и ямочку между ключицами.
— Сатьяна… — хрипло сказал Хен.
Как зачарованная, я подняла лицо. Встретила взгляд Хена — какой-то не такой, как всегда, тёмный, затягивающий — и даже не вздрогнула, не застеснялась, только внутри прокатилась томительная дрожь.
— Я тебя люблю, — это вырвалось у меня само, на грани спирающего дыхания, эмоций, достигших высшей точки. Я не собиралась признаваться, но всё вокруг сыграло против меня: и эта наполненная запахами костра ночь, и веселье вокруг, и музыка, от которой остро и пронзительно сжималось в где-то глубине души, и присутствие Хена так близко, и его невозможный взгляд.
Но стоило этим словам сорваться с губ, как я поняла, что совершила ошибку. Хен словно закаменел, отстранился, его взгляд стал почти испуганным. Он нервно облизнул губы, будто у него вдруг пересохло горло. И ничего не сказал.
