Тогда я остановилась на пороге. Обернулась. Карин молча смотрел на меня. Зелёные глаза в сумраке неосвещённого зала по-кошачьи мерцали.
— Да, я Сантерн по крови, если тебя это интересует. И что? Что это меняет?
У него даже выражение лица не изменилось. Посмотрел-посмотрел, потом снова дёрнул плечом. Сказал даже без намёка на ухмылку:
— Да ничего. Можешь не смотреть так с угрозой, мне твои секреты даром не нужны. Я даже не буду спрашивать, почему ты здесь под другой фамилией.
Последнее чуть не заставило меня ухмыльнуться. Секреты ему мои не нужны, но почему я учусь как Тайсен всё же интересно. Ответила без прежнего напряжения:
— Ну и хорошо, потому что никакой такой глубокой тайны тут нет.
И не удержалась, чтобы не поддразнить его напоследок:
— Но тебе я её всё равно не раскрою.
Карин чуть слышно фыркнул, но глаза сузились и блеснули, выдавая любопытство. Я закрыла дверь снаружи, оставляя его в одиночестве, и побежала к общежитию. На бегу улыбалась. А этот Карин, кажется, ничего.
Если, конечно, сдержит слово и действительно никому не станет рассказывать.
Хена в тот день я видела ещё несколько раз. Словно мир решил наверстать те две недели, которые я не могла его найти, и подсовывал мне его на каждом шагу: в столовой, между лекциями, мельком в коридоре. При этом мы ни разу не перекинулись ни словом: то не было времени, я спешила на лекцию, то он был в компании с кем-то, то меня поймал Вейс и начал расспрашивать, как идёт учёба на факультете магии стихий. Прятаться от братьев становилось всё сложнее, я даже старалась по возможности не общаться с сокурсниками, кроме Лидайи. Хорошо, что и Лас, и Вейс были загружены по горлышко и время на меня находили нечасто.
Дома тоже пока ничего не знали. Я написала матери коротенькое письмецо о том, что всё хорошо, что добралась нормально и учусь, что в академии мне нравится — и через недельку пришёл ответ, пропитанный горделивым «я же говорила». Прочитав его, я только усмехнулась, так это всё было похоже на мать: настаивать на чём-либо упорно, не слушая возражений, а потом даже не интересоваться, как будто ей был важен только сам факт, что её послушались. Так всю жизнь обстояло дело с моим обучением хорошим манерам и всему, что подобает знать девице из хорошей семьи: я сбегала с уроков, пряталась от воспитательниц, и постепенно всё сходило на нет. Только мать оставалась в уверенности, что делает всё правильно.
Может, и с академией так выйдет, и мать не прознает до самого выпуска. Это было бы здорово.
