— Прекратите! — рявкнула тарлана, обернувшись, сверкая разъяренным взором.
Мы с Надин дружно замерли, осматриваясь, прикидывая шансы на спасение, догадываясь, что думали об одном и том же.
— Я не собираюсь кусать вас, пить кровь или жрать мясо! — продолжила Бьянка и просветила. — Мы иначе питаемся! — и чуть мягче. — Вы должны были заметить!
Мы с Надюшей снова переглянулись и также дружно пожали плечами.
Потом я осторожно высказалась:
— Я заметила, как вы смотрели на людей.
— Смертные! — Бьянка фыркнула, но решила разъяснить. — Полукровкам достаточно человеческих эмоций! Вот для чего Айвен и другой молодняк устраивает показательные выступления! Секс… ночные клубы… драки… До определенной поры им этого будет достаточно!
— До определенной поры? — Надин заинтересовалась.
— Да, наша история знает немало примеров, когда полукровки возраста трех-четырех сотен лет сходили с ума. Сначала развязывали военные конфликты, принимали активное участие в битвах, а затем… затем следовали обычные жестокие убийства. Один из наших законов гласит: «Как только полукровка переступит черту — отец должен убить своего отпрыска! Чтобы избежать разоблачения!» До Джера у моего брата было трое сыновей и пять дочерей, и у Амиора до Айвена был ребенок!
— Настоящая жуть! — недоверчиво прошептала Надя, меня же волновал иной вопрос:
— А чем питаются истинные тарланы, как ты или Ярослава?
— Хм, — Бьянка обидно усмехнулась. — Хочешь знать, почему умерла Ярослава?
— И это тоже, — не стала таиться, глупо пытаться скрыть мысли от той, что с легкостью способна прочитать их. Один раз у меня получилось, но вечно Фортуна улыбаться не может.
— Ярослава умерла, потому что перестала правильно питаться! — кровожадно улыбаясь, отозвалась Бьянка.
Не напугала, причем и меня, и Надюшу. Мы упрямо смотрели на нее, ждали, что скажет. Надоело вытягивать из тарланы сведения, будто клещами, и улыбочка ее мерзкая надоела, и эта гребаная ситуация достала до колик.
Дружно решили — не сойдем с места, пока хотя бы что-то не прояснится!
Бьянка показательно возвела глаза к безоблачному небу, виднеющемуся сквозь верхушки сосен, и заговорила опять:
— Не кровью, не мясом! И даже эмоций нам мало! Мы питаемся тем, что является самым дорогим для человечишки! — уголки губ вновь дрогнули, являя нам очередную злую улыбку. — Как-нибудь я покажу вам! А пока дождемся самолета!
— Какого? — она не переставала изумлять нас.
— Любого, хоть летящего в Сибирь! Там пересядем!
