— Москвина! — женщина резко остановилась и повернулась ко мне. — Вы теперь меня преследовать будете?!
— Мне очень нужно, — попробовала вновь сказать я, но меня снова прервали:
— А мне нужно, чтобы вы отстали от меня! Иначе… — она задохнулась от охватившей злобы, — иначе вылетите с треском еще до наступающей сессии!
— Я не давала вам поводов…
— Вы ответите за все, Москвина! — Вера Сергеевна развернулась на каблуках и бросилась вперед.
— Да что я сделала? — вот почему-то мне позарез понадобилось выяснить этот вопрос.
Поскольку преподавательница скрылась за поворотом, мне пришлось побежать, правда не так быстро, как бы хотелось.
— Вера Сергеевна, — запыхавшись, я вылетела из-за угла, заметила, позвала.
Она обернулась и опять пригрозила:
— Москвина, лучше не вынуждай меня!
— Что? — я добежала, голос срывался.
Вера Сергеевна выдохнула, огляделась, нежелательных свидетелей не обнаружила и прошипела, глядя мне в лицо:
— Хочешь знать, за что я тебя ненавижу?
— Да, — твердо отозвалась я. Лучше выяснить причину и попытаться разобраться в конфликте, чем пребывать в неведении и мучительно гадать.
— Твоя мать, — буквально выплюнула она.
— Вы ее знаете? — нахмурилась я.
— Да, мы с Олесей были подругами! — фраза дышала ненавистью, заставляя строить догадки, и я выбрала одну:
— И? Моя мама увела у вас парня?
— Парня? — на Петровскую стало страшно смотреть, и я благоразумно отступила. — Я любила Лешку!
Я оторопела — одно дело предполагать, и совсем другое узнать точно!
— Вы были влюблены в моего папу?
Вера Сергеевна кивнула, прищурилась, ох, если бы взглядом можно было убить, я бы мертвой лежала у ее ног.
— Но вы же понимаете…
— Нет! Не понимаю! — в уголке ее рта показалась слюна. — Но радуюсь, что ее триумф длился всего пять лет! Я смеялась на его похоронах, ржала, как дура, смотря в глаза этой сучке!
— Вы говорите о моей маме! — яростно напомнила я, позабыв о том, где мы, и с кем беседую.
— Суч-ка! — по слогам повторила Петровская и медленно направилась к лестнице.
Глядя, как она удаляется, я мечтала о ее медленной и мучительной смерти.
Опомнилась, когда руку что-то обожгло!
— Ой! — разжала стиснутые до боли пальцы, ошалело рассматривая отпечаток медальона на ладони. — Что за черт?!
Подумать как следует мне не дали, снизу раздался истошный вопль, на который отовсюду стал сбегаться народ. Невольно пошла на звук и я.
Охнула, скрестила руки на груди, едва глянула к подножию лестницы. Там на полу, в холле главного корпуса нашего университета в неудобной позе, нелепо раскинув руки, лежала Петровская. Ее красная туфля на толстом низком каблуке валялась неподалеку, словно в лучших традициях какого-нибудь голливудского фильма.
