…Это было, когда Яноша, в числе других пленных, после нескольких дней пешего пути в тыл привели наконец к станции, где предстояло грузиться в эшелоны. Еще не один день пришлось ждать, пока наступит черед отправиться в загадочную Россию. Составы подавали ежедневно, но пленных скопилось много тысяч. Ожидание с каждым днем становилось все невыносимее: спать приходилось под открытым небом, на голой земле, помыться было негде. Вши ели поедом. Когда подавали состав, его брали штурмом. Офицерам предназначались классные вагоны, соответственно их званиям. Солдатам и унтерам — теплушки. Узнав, что такие вагоны по-русски называются телячьими, пленные именовали их соответственно, кто — кальбвагенами, кто — кальквагенами, потому что вагоны изнутри были забрызганы известью, очевидно, для дезинфекции. Называли эти вагоны и калвагенами — когда оказывалось, что их подали невычищенными после лошадей или скота.
Однажды ночью подали очередной состав и для той партии пленных, в которую входил Янош.
Русский конвой пытался удержать порядок, но сразу же началась давка. Яноша, стиснутого со всех сторон, вынесло к классному вагону. Было темно, кто-то свирепо орал: «Только для офицеров!» Но сзади продолжали напирать, и Яноша прямо-таки вбросило по ступенькам в вагон. Он примостился на полу между скамьями и, как только поезд тронулся и суета затихла, заснул. Проснулся он на рассвете. Эшелон стоял. Все в вагоне еще спали. Только лежавший на нижней полке, возле которой пристроился на полу Гомбаш, пошевеливался под шинелью со звездами обер-лейтенанта на петлицах. Гомбаш сначала не разобрал, чем этот человек занимается, но вскоре понял: ищет вшей — и со злорадством подумал: «Для вши — все равны, она не различает чинов и званий».
Наблюдая за лежавшим на койке, Гомбаш видел, что тот весьма активен в своем занятии. Вот из-под шинели высунулась рука, между пальцами как можно было догадаться, зажата добыча. Пальцы разжались…
— Эй, господин вошелов! — вспылил Гомбаш. — Думаете, мне своих не хватает?
Но ответа не услышал. Рука исчезла под шинелью.
Через минуту-другую рука снова показалась из-под шинели.
— Послушайте! — крикнул Гомбаш. — Вы же бросаете на меня!
— Я бросаю их на пол, — глухо прозвучало из-под шинели.
— Так их надо бить, а не бросать живыми!
— Вошь — божья тварь, — послышалось в ответ. — А в писании сказано: «Не убий!», и это распространяется на все живые существа. — Голос говорившего был вполне серьезен.
