— Что такое?
— Калани?
— Да. Уильям Калани. Я же рассказывала. Мы зовем его Уилл.
— Имя как будто для чернокожего, не находишь?
Фрэнси не сдержалась и прыснула:
— Для чернокожего? Нет, оно гавайское.
Она услышала это имя во время медового месяца. Оно означает «посланный небесами». Это было идеальное имя для ее сына.
— А, а я подумала, может, это какая-то нью-йоркская мода. — Фрэнси слышала, как ее мать гремит тарелками. — Я так и сказала твоему дедушке. Не думаю, что он до конца понял, но он польщен, что ты выбрала имя Уильям.
Фрэнси не хотелось рассказывать, что ребенка вообще-то назвали не в честь отца Мэрилин, которого почти никогда не было рядом, а в честь Лоуэла (его второе среднее имя было Уильям). Фрэнси аккуратно положила Уилла на развивающий коврик под музыкальную карусель с домашними животными. Она встала возле вентилятора у окна, обмахиваясь своей футболкой:
— Извини, что долго не звонила, что-то куча дел, я забегалась.
— Ну что ты мне рассказываешь, у меня тоже когда-то были маленькие дети, — Мэрилин замолчала, но Фрэнси не знала, что ответить. — Как ребенок?
— Хорошо. Ну, по большей части. У меня проблемы с молоком. Кажется, ему не хватает, — сказала Фрэнси.
— Тогда дай ему смесь. А туда положи немножко детской каши.
— М-м, ее уже никто не дает. И я хочу…
— У меня в церкви все за тебя молятся. Кора Ли спросила, как прошли роды, а я поняла, что не знаю. Ты так и не рассказала.
— Разве? — Фрэнси почувствовала облегчение. — Роды прошли прекрасно. Получилось родить естественно, без всяких обезболивающих.
Это было непросто. Роды длились девять часов, за это время она тысячу раз хотела сдаться и попросить сделать ей эпидуральную анестезию. Но она справилась, ходила кругами по палате и прорывалась сквозь боль, танцуя с Лоуэлом медленный танец. Она теперь невольно замечала, с каким восхищением смотрел иногда на нее Лоуэл. Не как на свою жену самой обычной внешности, метр шестьдесят ростом, с толстыми бедрами и непослушными кудрями, которые в ее тридцать один уже поседели. А как на непобедимую воительницу, дышащую огнем, которая родила здорового сына, весом в три килограмма двести граммов, да и еще и ни много ни мало в День матери.
— Естественные роды? Это как? Тебе не делали обезболивание?
— Нет. Я даже ни одной таблетки не приняла.
Мэрилин помолчала.
— Ты специально отказалась?
— Да.
— Зачем же ты так поступила?
Фрэнси закрыла глаза и почувствовала себя так, как будто ей снова десять. Она размеренно сказала:
