— А как же твоя мать?
Триада моих страхов — Хирон, Пелей и Фетида.
Он передернул плечами. — И что она сделает? Похитит меня?
Она убьет меня, подумалось мне. Но вслух я этого не сказал. Слишком уж сладостны были дуновения, слишком грело солнце, чтобы высказывать вслух подобные мысли.
Несколько мгновений он разглядывал меня. — Тебе так беспокоит, сердятся ли они?
Да. Я приходил в ужас при мысли, что огорчу Хирона. Боязнь осуждения гнездилась глубоко в моей душе, я не мог просто стряхнуть ее, как Ахилл. Но если уж на то пошло, я не желал, чтобы это нас разделяло. — Нет, — сказал я.
— Хорошо.
Я потянулся погладить колечки волос на его виске. Он прикрыл глаза. Я глядел в его лицо, подставленное солнцу. Его черты были столь нежны, что порой он казался моложе своего возраста. Губы его алели и были полны.
Он открыл глаза. — Назови героя, который был бы счастлив.
Я задумался. Геракл обезумел и убил свою семью; Тезей лишился невесты и отца; дети и новобрачная жена Язона были убиты прежней; Беллерофонт убил Химеру, но падение со спины Пегаса изувечило его.
— Не сможешь. — Он сидел теперь прямо, подавшись вперед.
— Не смогу.
— Знаю. Невозможно быть разом прославленным и счастливым. — Он поднял бровь. — Открою тебе тайну.
— Открой, — таким я его любил.
— Я собираюсь стать первым, — он взял мою руку и прижался своей ладонью к моей. — Клянись в том.
— Почему вдруг я?
— Потому что это из-за тебя. Клянись.
— Клянусь в том, — сказал я, теряясь в пылании его щек, в пламени его глаз.
— Клянусь в том, — эхом повторил он.
Несколько мгновений мы сидели, рука об руку. Он широко ухмыльнулся.
— Я, кажется, готов сырым сожрать целый мир.
Где-то на склоне, пониже, проиграла труба. Звук был резким и рваным, словно предупреждал о чем-то. Прежде чем я смог что-то сказать или двинуться, он был уже на ногах, выдернул из ножен на бедре кинжал. Всего лишь охотничий нож, но в его руках и этого достаточно. Он застыл, неподвижный, прислушиваясь всеми своими полубожественными органами чувств.
У меня также был нож. Я тихонько достал его и встал. Ахилл стоял как раз между мной и источником звука. Я не знал, стоит ли мне подойти к нему, встать рядом и поднять собственное оружие. В конце концов, я этого не сделал. Это была военная труба, а, как ясно сказал Хирон, битвы были даром Ахилла, не моим.
Снова прозвучала труба. Мы расслышали шорох подлеска, раздвигаемого человеческими шагами. Один человек. То ли заблудился, то ли ему грозит опасность. Ахилл сделал шаг туда, откуда шел звук. Словно отвечая ему, труба послышалась снова. Потом снизу взвыл голос «Царевич Ахилл!»
