Песнь об Ахилле | страница 54
Кажется, я произнес его имя. Оно словно выдохнулось из меня, я был пустым, как подвешенный на ветру полый тростник. Время исчезло, было лишь наше дыхание.
Я ощутил его волосы под пальцами. Что-то росло во мне, кровь билась в такт движению его руки. Он прижался ко мне лицом, но я старался притиснуть его еще ближе. Не останавливайся, сказал я.
Он не остановился. Ощущение взрастало и взрастало, пока хриплый вопль не вырвался из моего горла, и во мне будто лопнул бутон, заставив с силой выгнуться.
Нет, мне было не довольно. Моя рука потянулась ко средоточию его наслаждения. Его глаза были закрыты. По его жаждущему дыханию я понял, какой ритм ему нравился. Мои пальцы не останавливались, подхлестываемые его ускоряющимися стонами. Его веки были цвета закатного неба; от него пахло увлажненной дождем землей. Рот его приоткрылся в беззвучном крике, и мы так тесно прижались друг к другу, что я ощутил его теплый выплеск. Он содрогнулся, и мы замерли, вытянувшись.
Словно в полусне я ощутил, как сильно вспотел, ощутил влажность покровов ложа и влагу между нашими телами. Мы отодвинулись, отлепившись друг от друга, лица наши раскраснелись и словно припухли от поцелуев. В пещере стоял душный и сладкий запах, как у нагретых солнцем плодов. Взгляды наши встретились, мы молчали. Я вдруг ощутил страх, внезапный и острый. Этот миг был самым опасным, я напрягся, боясь его сожаления о случившемся.
— Я и не думал… — сказал он. И замолк. Более всего в мире я желал услышать то, чего он недосказал.
— Что? — спросил я. Если все плохо, надо скорее с этим покончить. — Я не думал, что мы когда-либо… — он медлил с каждым словом, и я не мог его за это винить.
— Я тоже не думал.
— Ты сожалеешь? — это вырвалось из него единым выдохом.
— Нет, — ответил я.
— И я нет.
Потом наступила тишина, и мне уже было плевать на влажный тюфяк и на то, насколько я вспотел. Взгляд его глаз, зеленых с золотистыми искорками, был тверд. И во мне взросла уверенность, она поселилась где-то в ямке у горла. Я никогда не оставлю его. И так будет до тех пор, пока он мне позволит.
Если бы я нашел нужные слова, я бы сказал это. Но ни одно не казалось достаточным, чтобы вынести эту сияющую истину.
Словно услышав, он потянулся к моей руке. И не глядя, я ощутил это; его пальцы будто отпечатались в моем сознании, тонкие, с прожилками, словно лепестки, сильные и быстрые, и никогда не ошибающиеся.
— Патрокл, — сказал он. Говорить у него всегда получалось лучше, чем у меня.