— Меня будет обучать Хирон, — он помолчал, потом добавил: — Он обучал Геракла. И Персея.
Пока нет, сказал он мне. Но его мать решила иначе.
Он встал и снял тунику. Стояло лето, жара, и мы обычно спали обнаженными. Луна освещала его живот, плоский и мускулистый, со светло-коричневыми волосками, темневшими, когда они сбегали ниже его талии. Я отвел глаза.
На следующее утро он встал и оделся. Я не спал; я так и не уснул. Смотрел на него из-под полуприкрытых век, притворяясь спящим. Время от времени он взглядывал на меня; в полутьме его кожа отливала серым и была гладка как мрамор. Он перебросил сумку через плечо и остановился, в дверях, в последний раз. Так я и запомнил его, стоящим в каменной раме дверного створа, с неподвязанными волосами, еще спутанными со сна. Я закрыл глаза, и миг был упущен. Когда я их снова открыл, я был один.
К завтраку все уже знали, что он ушел. Взгляды и шепотки раздавались у меня за спиной, смолкая, когда я тянулся за едой. Я жевал и глотал, хотя хлеб камнем падал в мой желудок. Я спешил оказаться подальше от дворца — мне нужен был воздух.
Я прошел через оливковую рощу, земля под моими ногами была суха. Мне подумалось, следует ли мне теперь, когда он ушел, присоединиться к мальчишкам. Подумалось, заметит ли кто-то, если я не сделаю этого. Мелькнула надежда, что заметят. Выпорите меня, подумал я.
И тут я ощутил запах моря. Он был всюду, в моих волосах, в одежде, в липкой влажности моей кожи. И даже в роще, среди листвы меня преследовала докучливая солоноватая вонь. Желудок мой сжался, и я перегнулся через упавший ствол дерева. Уперся лбом в толстую ветку. Я должен избавиться от этого запаха.
Я пошел на север, к дворцовой дороге, пыльной, выглаженной колесами повозок и копытами лошадей. Чуть позади дворцового подворья она разделялась на две; одна бежала на юго-запад, сквозь поросшие травой и усеянные камнями невысокие холмы — я прибыл сюда этой дорогой три года назад. Вторая вилась, уходя на север, к горе Отрис, а потом далее, к горе Пелион. Я проследил ее глазами. Она ныряла меж лесистых холмов, пока не исчезала среди них.
Лучи солнца жгли меня, жаркие и тяжелые — словно гнало обратно во дворец. Но я медлил. Я слышал, они прекрасны, наши горы — кипарисы и грушевые деревья, и ручьи талой воды. Там должно быть прохладно и тенисто. И далеко до сверкающих побережий и плещущегося моря.
Я могу уйти. Эта мысль была внезапной и соблазнительной. Сперва-то я пришел к дороге, лишь стремясь сбежать от моря. Но путь лежал передо мной, и впереди были горы. И Ахилл. Грудь моя вздымалась и опускалась, пока я пытался укротить бег своих мыслей. Вещей у меня нет, ничего своего, даже туника и сандалии были Пелеевы. Мне даже не нужно собираться.
