Песнь об Ахилле | страница 21
— Встаньте, оба.
Я встал, трепеща.
— Мое решение таково: Ахилл, ты принесешь извинения Амфидамасу, и так же поступит Патрокл.
— Да, отец.
— Это все, — царь отвернулся к советнику, отпуская нас.
Выйдя из залы, Ахилл снова оживился. — Увидимся за ужином, — сказал он и повернулся, чтоб уйти.
Час назад я был бы рад избавиться от него, но сейчас, как ни странно, я почувствовал себя уязвленным.
— Ты куда?
Он остановился. — Тренироваться.
— Один?
— Да. Никто не должен видеть, как я учусь сражаться, — сказал он, словно о чем-то обыденном.
— Почему?
Он задержал на мне взгляд, будто что-то взвешивая. — Моя мать запретила. Из-за предсказания.
— Какого предсказания? — О таком я не слыхал.
— Что я буду лучшим воителем своего поколения.
Звучало это, как выдумка маленького ребенка. Но произнес он это так обыденно, будто просто называл свое имя.
Я собирался спросить «И что, ты лучший?» Но вместо этого выпалил: — Когда это было предсказано?
— Когда я родился. Прямо перед рождением. Илифия явилась и сказала матери.
Илифия, богиня деторождения — говорили, она приходит перед рождением полубогов. Тех, чье появление на свет слишком важно, чтобы полагаться на случай. Я и забыл. Его мать — богиня.
— Об этом знают?
— Кто-то знает, кто-то нет. Поэтому я и иду один. — Но он не уходил. Он наблюдал за мной. Словно ждал.
— Тогда увидимся за ужином, — сказал я наконец.
Он кивнул и пошел прочь.
Он уже сидел, когда я пришел — устроившись за моим столом в обычном окружении мальчишек. Я и ожидал, и не ожидал этого — это приснилось мне под утро. Сев, я встретился с ним взглядом, быстро и почти виновато, и сразу отвел глаза. Уверен, мое лицо пылало. Руки словно отяжелели, и я неуклюже потянулся к еде. Я следил за собой, за каждым своим глотком, за каждым движением лица. В тот раз еда была необыкновенно вкусной — запеченная рыба с лимоном и травами, свежий сыр и хлеб; он ел с удовольствием. Мальчишек мое присутствие не заботило. Они давно забыли обо мне.
— Патрокл, — Ахилл не глотал звуков моего имени, как обычно делали другие, будто торопясь поскорее произнести и избавиться от него. Вместо этого он выделил каждый слог — «Патрокл». Все смотрели с любопытством. Нечасто он обращался к нам по именам.
— Сегодня ты ночуешь в моем покое, — сказал он. Я был так изумлен, что приоткрыл рот. Но вокруг были ребята, а я все же был воспитан царевичем.
— Хорошо, — ответил я.
— Слуга перенесет твои вещи.
Я, кажется, мог расслышать мысли уставившихся на нас мальчишек. Почему он? Пелей говорил правду — он всегда хотел, чтоб Ахилл избрал себе спутника. Но все годы Ахилл не проявлял особой дружбы к кому-то одному из мальчиков, хотя был со всеми учтив, как предписывало воспитание. И вот теперь он удостаивает долгожданной чести самого неказистого, маленького и неблагодарного, и возможно даже проклятого.