"...В крайних случаях следует примириться с необходимостью саморазрушения души, ибо бывают души, обретающие искупление лишь через саморазрушение. Наше отношение к ним, естественно, должно быть доброжелательным. Нам следует постараться понять эту поразительную импульсивность. Напрасны были бы наши попытки её обуздать: их импульсивность подчинена б о ж е с т в е н н о м у н а ч а л у"[16]. Естественно, это "саморазрушение души" террориста (субъекта агрессии) не может ставиться на одну доску с "саморазрушением души" обывателя (которому всегда предназначено быть объектом агрессии): в первом случае – это взрыв, вспышка С в е р х новой звезды (как в астрономическом, так и в кроулианском смысле), божественная молния, во втором – медленное и вялое затухание белого карлика, этой конечной стадии эволюции звезды (лишь в астрономическом смысле – у Кроули подобная "эволюция" просто немыслима), гнилостное разложение, не оставляющее после себя ничего – даже пыли или праха (думается, нет надобности объяснять, почему "жизнь" "нормальных" людей является "саморазрушением души"). И, в то же время, суицид как таковой, саморазрушение, есть (даже с психологической точки зрения) следствие и проявление в максимальной степени все той же метафизической тоски. Тоски по чему-то, чего так не хватает. Тоски по чему-то, без чего жить – действительно Ж и т ь – просто не имеет смысла. Что с того, что эта тоска в итоге приводит к желанию давить на курок своего автомата до тех пор, пока вокруг не останется никого и ничего, что стесняло бы, ограничивало, душило. Либо ты их – либо они тебя. Последнее, само собой, более вероятно. Весь вопрос в том, как долго удастся продержаться в состоянии войны с этой Системой, с этим миром...
Впрочем, непременной, просто обязательной поправкой ко всему вышеизложенному должно послужить то утверждение, что вместо распространенного – и потому толкуемого предвзято и предосудительно – термина "самоубийство" или "суицид" гораздо точнее и правильнее употреблять выражение "добровольная смерть" – именно в том смысле, в котором его ввёл А. Шопенгауэр. Термин "самоубийство" в данной ситуации правомочно употреблять, лишь учитывая негласное, тем не менее достаточно явное, (на)значение этого акта – "доведение до логического конца" (поисков ли, метаний ли, размышлений ли...). Шопенгауэровская "добровольная смерть" не тождественна самоубийству и носит положительный характер для личности, – такая смерть подразумевает развитие личности, её рост – а это означает то же самое, что переход границ. Самоубийство же по А. Шопенгауэру, несмотря на все негативное отношение философа к окружающему миру, на его прямо-таки антикосмизм и антисоматизм, – есть акт полностью негативный для развития личности. Оно есть лишь проявление воли к жизни ("воля" в том смысле, который придавал ей философ) – просто в несколько иной форме: самоубийца отрекается вовсе не от самой жизни, а только от того, что делает эту жизнь неприятной и мешает наслаждаться ее радостями. От самой же воли к жизни по А. Шопенгауру необходимо отречься возвышением и над её радостями, и над её горестями. Не "вселенский" или "тотальный" пессимизм, но "героический" – так вернее было бы называть философский пессимизм А. Шопенгауэра.
