Легенда о флаге | страница 63



— Придется загорать, — сказал он товарищам.

— Пропадем мы тут… — помрачнел Петя.

— А лучше, если бы немец тебя на берегу живым взял? — сурово спросил Иванов.

— Я ему не собирался сдаваться! — обиделся Петя. — Я до последнего патрона воевал.

— Все мы до последнего. — Иванов уже пожалел о своей резкости. — Здесь у нас еще в запасе шансы. А кончатся — так лучше морю достаться, чем фашисту на потеху. Верно говорю?

Петя промолчал. А Васюков вздохнул:

— Так-то оно так, а все-таки…

— Для поднятия духа — всем по сто грамм… воды! — распорядился Иванов. — Маша, выдай!

Последний раз по глотку из анкерка они выпили после полудня, когда зной и жажда были особенно невыносимыми. Сейчас в анкерке осталось совсем мало. Как ни экономили воду, однако небольшой бочонок не был волшебным неисчерпаемым сосудом, тем более что и достался он им уже далеко не полным.

В течение дня Иванов старался как-то приободрить себя и остальных. Требовал, чтобы по очереди следили за горизонтом: а вдруг покажется корабль? Рисовал воображаемые картины, как их обнаруживает эсминец родного Черноморского флота и какой прием будет оказан им, уцелевшим севастопольцам. Старался утешить себя и товарищей тем, что море спокойное, штилевое; сиди и загорай. А могло быть хуже, если бы разыгрался штормяга. Петя и Васюков — пехота, не пробовали, что такое шторм. Да и Маша… И вообще во всяком трудном положении следует утешаться тем, что могло быть гораздо хуже.

Все попытки поднять настроение оказывались не очень успешными. Правда, Васюков еще бодрился, всё находил себе дело — то вновь чистил уже бесполезный карабин, то шарил у себя по карманам, стараясь придумать, из чего бы вместо табака свернуть цигарку. Но остальные… Особенно трудно, видел Иванов, приходится Маше. Сидит согнувшись, словно под тяжестью. Лицо скрыто в ладонях рук, лежащих на коленях, торчат из-под посветлевшего от морской воды синего берета короткие пряди волос, почти белых — еще вчера они были темнее — неужели их за сутки так высолило море, высветлило солнце? А молодец Маша! За все время не проронила ни слова жалобы.

«Чем бы ободрить ее, чем порадовать?» Увы, на этот вопрос не мог найти ответа. Был бы у него хотя один глоток воды, которым он имел бы право распорядиться — отдал бы ей, был бы малый кусочек хлеба — отдал бы. Но нету… Слово бы найти какое особое, чтобы повеселела. Пытался. Но Маша будто и не слышит… О старшине своем все горюет? Видно, близким другом ей был…