Он оглядывает комнату, задерживается взглядом на электрической печке и продолжает:
— Мы все умеем, только вот в темноте глаза подводят — напороться можно. И кашель донимает и чиханье, а мы слышали, что в разведке — умри, а не кашляй. — Он уходит и, как-то боком двигаясь к двери, продолжает юродствовать: — Мы можем, нам что? Но вот как мастер?
Кто вспомнит об этом шкурнике?
К началу войны в Московской организации было 600 тысяч членов комсомола. В первые пять месяцев на фронт ушли 100 тысяч коммунистов, 250 тысяч комсомольцев. Московская комсомольская организация за годы войны дала более полумиллиона воинов.
Из Москвы началась длинная фронтовая дорога комсомольского полка гвардейцев-минометчиков, женского авиационного полка, партизанского отряда имени Гастелло.
10
Положение становилось все более угрожающим. Немецко-фашистская армия под Москвой. Враг стянул на этот фронт более двух пятых всех своих войск, три четверти танков, почти половину орудий и пулеметов, около трети самолетов.
В дни 30 сентября — 2 октября гитлеровцы предприняли новое наступление. Противнику удалось выйти к Калинину, Можайску, Туле. Приказ гитлеровского командования требовал «еще до прихода зимы овладеть всем комплексом государственных, экономических и коммуникационных центров противника в районе Москвы».
Перелистываю записи тех лет.
В воскресенье 5 октября Государственный комитет обороны принял постановление о защите Москвы.
На следующий день, 6 октября, Ставка Верховного Главнокомандования дала директиву Военному совету Западного фронта — привести в боевую готовность Можайскую линию обороны. Сюда перебрасывались по указанию Ставки стрелковые дивизии, танковые бригады, артиллерийские полки, пулеметные батальоны.
Из Ленинграда был вызван Г. К. Жуков; 10 октября его назначили командующим Западным фронтом.
Между тем обстановка ухудшалась, и 19 октября Государственный комитет обороны принял постановление «О введении в Москве осадного положения». «Сим объявляется» — так древнеславянским словом начинался этот документ. Постановление вводило еще более строгий и суровый режим. Воспрещалось всякое уличное движение — как отдельных лиц, так и транспорта — с 12 часов ночи до 5 часов утра. Нарушителей порядка следовало немедля привлекать к ответственности с передачей суду военного трибунала, «а провокаторов, шпионов и прочих агентов врага, призывающих к нарушению порядка, расстреливать на месте».
Директива заканчивалась словами:
