В последние секунды, вот так, держась за руки, они все словно бросаются вниз с пика Топаз. Конец приближается, как несущаяся навстречу земля. Их обдает холодный воздух, тела делаются невесомы. Широко раздвигается безмолвный горизонт. Все ближе неохватное снежное одеяло, готовое принять и укрыть телесно-розовое кольцо жизни.
День клонится к вечеру, и солнце ненадолго прикорнуло в снежной седловине Альп, огонь ластится ко льду. Косые лучи света обтекли горы, пересекли покойное озеро, поделили нижний город на тень и свет.
Во многих отношениях город представляет собой единое целое. С севера на запад его замыкает проходимая граница еловых, лиственничных и сосновых лесов, а повыше растут огненные лилии, пурпурные горечавки, альпийский водосбор. Ради масла, сыра и шоколада на пригородных пастбищах тучнеет скот. Ткацкая фабричка производит шелка, тесьму, хлопчатобумажное полотно. Звонит церковный колокол. Улицы и проулки наполняет запах копченого мяса.
Однако внимательный глаз выявит мозаичность города. Есть квартал, который живет в пятнадцатом веке. Здесь этажи домов грубой кладки соединяются наружными лестницами и галереями, а верхние щипцы зияют и открыты ветру. В стыках плиточных крыш растет мох. Другой район городишка прямо сошел с картины восемнадцатого века. Бурая обожженная черепица топорщится на вытянутых в струнку крышах. В церкви округлые окна, выступающие крытые галереи, гранитные парапеты. А третий район живет в сегодняшнем дне, здесь аркады тянутся вдоль улиц, на балконах металлические поручни, фасады выложены гладким песчаником. Каждый квартал закреплен за своим временем.
В завершение дня, в эти несколько минут, когда солнце покоится в снеговой седловине Альп, можно присесть у озера и поразмышлять о свойствах времени. Предположительно время может быть гладким и грубым, колючим и шелковым, жестким и мягким. А в этом мире время – липкая материя. Разные части города где-то завязли в истории и дальше не пошли. Так же и люди увязают в каком-то месте своей жизни и уже не могут выдраться.
Вот сейчас в одном из домов предгорья человек беседует с другом. Он рассказывает о годах учения в гимназии. По стенам висят свидетельства его успехов в математике и истории, на книжных полках лежат спортивные медали и стоят кубки. На столе фотография, где он капитан фехтовальной команды, в обнимку с ним другие юноши, которые потом окончили университет, стали инженерами и банкирами, женились. В комоде хранится его тогдашнего, двадцатилетнего, одежда – фехтовальная куртка, твидовые штаны, теперь уже тесные в поясе. Его друг, годами пытавшийся свести его с людьми, вежливо кивает, старается не задохнуться в крохотной комнатушке.
