Мария Тереза, нужно сказать, за Любомиром, как пришитая, не ходила, на людях старалась держаться поодаль, терпеливо ждала вечера. Но пробьет час, настанет минута, и свистнет она птичьим посвистом.
И каждую ночь поднимались они на взгорье возле деревни. Там и луна, и звезды светили ближе. Старинная примета: влюбленные на гору поднимаются, блудники прячутся в овраг.
Иной раз, забыв все на свете, они выходили к опушке, натыкались на посты.
— Стой! Кто идет? — раздавался резкий голос. И каждый раз Мария Тереза пугалась.
— Мы, — спокойно отвечал Любомир.
Жалко было часовым заворачивать их обратно. Голос становился мягче:
— Проходите…
В восьмую ночь того новорожденного месяца Мария Тереза, словно чуя какую-то беду, впала вдруг в тоску. Засаднило сердце. И когда стояли на горе, у нее вырвалось:
— Что же с нами будет?.. Милый, любимый, скажи: что же будет-то? — Она крепко обняла Любомира за шею. — Скажи, милый.
— Счастье! — не раздумывая, ответил Любомир. — Вот победим врага и будем навеки вместе.
— Когда-а?!
— Разобьем фашиста…
— А я сейчас хочу быть вместе- Возьми меня к себе! Скажи командиру, Мария Тереза без меня ни дня не проживет! Скажи: останется одна — с ума сойдет. Или умрет! Antes, me mataran![4] А зачем командиру моя смерть! Он согласится. Буду в фашистов стрелять, солдатам кашу варить, от меня вреда не будет. Уговори командира!
Этого сержант Любомир Зух и представить не мог. Но потом в голову пришла простая мысль: «А что, в батальоне и санинструкторы, и радистки, и телефонистки есть.
Уж для одной-то Марии Терезы дело еще найдется. Кто за нее заступится, если не я, кто защитит, кто от беды укроет? Кто у нее есть, кроме меня?»
— Уговорю! — твердо сказал он. — Не может быть, чтобы не уговорил. Он поверит.
— О Любомир! — только и сказала она. Убаюканная сладкими надеждами, счастливо спала в эту ночь Мария Тереза. Даже снов не видела. Наверное, с самого начала войны эта была ее первая счастливая ночь. Утром сержант Зух пришел к штабной землянке и встал перед командиром батальона капитаном Казариным.
— Разрешите обратиться…
Командир разрешил. Любомир, хоть и с запинкой да с заминкой, но доложил о своей просьбе. С пепельно-желтым лицом, усохшими синими губами, с тусклыми серыми глазами, капитан выслушал Зуха, морщась от боли. Опять расходилась печень. И не без причины: вчера он получил весть, что жена бросила его, ушла к другому. Ко всему женскому роду чувствовал он сейчас ненависть и отвращение. Разумеется, Мария Тереза была из тех же, кого в эту минуту проклинал в душе капитан Казарин.
