Самыми важными в крестьянском хозяйстве считаются, конечно, лошадь и корова. «Корова во дворе, харч на столе». Началось массовое изъятие у бедняков и середняков коров за недоимки, вопреки прямому указанию в законе о том, что одна корова или одна лошадь не подлежат изъятию ни за какие долги. Я стал писать массовые жалобы прокурору, указывая на прямое нарушение закона и на «коровий подход» вместо классового. Прокурор не поднял никакого шума в связи с массовым и систематическим нарушением закона. Результат моих жалоб был очень незначительный, а прокурор в личной беседе резко указал мне, что я срываю финансовый план и мероприятия партии и правительства.
Изъятие лошадей у бедняков и середняков-единоличников было бы уж очень издевательским делом: с одной стороны дают задание по пахоте и севу, а с другой — берут лошадь. Да и закон это запрещал. К тому же это давало повод обвиняемому на суде ссылаться на фактическую невозможность выполнить данное сельсоветом задание. Выход, впрочем, был найден: лошадей у единоличников не изъяли, а мобилизовали в помощь колхозам, этим идеальным хозяйствам, имеющим якобы все преимущества перед единоличниками. Часть лошадей подохла в колхозах, а часть с набитыми холками и плечами, в истощенном виде была возвращена хозяевам, когда поздно было уже пахать, и над крестьянами нависли грозные последствия невыполнения плана: теперь уже они становились злостными неплательщиками налога и срывщиками посевного плана. А если принять во внимание, что крестьянин получал также задание по хлебопоставке, мясу, молоку, шерсти, яйцам и т. д., то его можно было сравнить только с перепелом, попавшим в сеть.
За сдачу госпоставок — мяса, шерсти, молока, хлеба и пр. — крестьянин получал от правительства деньги по «твердым» ценам, не существовавшим в действительности. Так, например, выплачивалось 15 коп. за литр молока, в то время как оно на базаре стоило 2 руб.; 1 руб. 3 коп. за пуд пшеницы при базарной цене ее в 20 руб. Получив деньги за все это в одном окошке, он подходил к другому и не только отдавал их все, но и приплачивал свои за налог, страховку, самообложение, облигации и пр.
Поскольку цель советского правительства заключалась в том, чтобы путем высоких налогов и госпоставок убедить крестьян в невозможности вести сельское хозяйство единолично, тяжесть государственного давления испытывали все слои крестьян-единоличников, независимо от того, были ли они кулаками, середняками или бедняками. В конце концов настало время, когда не было уже ни одного единоличного крестьянского двора, на который не была бы наложена какая-нибудь репрессивная мера. Поэтому естественно, что все мои жалобы на превышения, беззакония и злоупотребления властью оставались безрезультатными: закон отступил перед политической кампанией. Прокуроры обязаны были поддерживать «революционную законность», но они попирали ее ногами в угоду проводимой линии. Другими словами, никакой, даже «революционной законности» в СССР уже не было. Осталось безнаказанным даже вот какое событие. В станице Темиргоевской председатель сельсовета, мальчишка 23 лет, ударил ногой в живот беременную женщину, когда она пришла к нему требовать возврата незаконно отнятой у нее коровы. В результате ребенок погиб, и на этом все дело кончилось — против виновного даже не было возбуждено уголовное дело.
