Монтана | страница 4



Что ж, исходя из этого (я даже несколько покраснел сейчас), могу вам совершенно искренне признаться в том, что я был точно таким же «скучным и неинтересным» человеком еще, пожалуй, что с самого раннего своего детства. Примерно лет в пять (а я вполне отчетливо помню то время) мне нравилось считать бабочек на лугу. Затем, когда мать давала мне конфеты (не слишком много и не слишком часто, но подобное все же случалось), обязательным ритуалом перед их торжественным поеданием был для меня их пересчет. Как будто бы где-то там, в ящике с игрушками, у меня была запрятана толстая тетрадь, в которой я в строжайшей тайне ото всех вел собственный учет всего мною съеденного или же просто полученного от родителей. Кстати, если брать во внимание как раз именно это самое «просто полученное», то для того, чтобы его зафиксировать, не хватит, пожалуй, никаких пухлых блокнотов на свете (у меня, к великому счастью, была полная семья, и я никогда и ничем не был обделен — спасибо за это матери и отцу и низкий им поклон до земли!).

Итак, вы, наконец, поняли, что в моем случае (если руководствоваться философией Маленького принца), уже с самого раннего детства что-то где-то там пошло не так?

Идем дальше.

Младшая, а затем и старшая школа Гатервей, где ваш покорный слуга в свое время изо всех сил карабкался к вершинам образовательного олимпа. И у него это довольно-таки неплохо получалось, смею заметить. Считал я тогда все подряд. Количество учебников, расставленных на полках в классе (правда, эта привычка после перехода в старшую школу как-то сама собой отпала), число слов, написанных учителем на доске (самым большим таким «писателем» у нас всегда был мистер Льюис, подслеповатый учитель ненавистной мне химии, который за урок умудрялся по два раза от начала и до конца полностью исписать всю доску), и даже — сколько веснушек цветет сегодня на лице у Рози Паркер, застенчивой слегка полноватой девочки, всегда занимавшей место у окна, которая ко взрослой жизни, к большому сожалению всех нас, так никогда и не приспособилась — со временем (очень рано, едва ли не в восемнадцать лет) стала проституткой, пристрастилась к наркотикам и подохла у ворот богатого особняка в холодном ноябре тысяча девятьсот семьдесят четвертого года. Я, кстати, был на ее похоронах… Представьте себе, с Роуз пришло проститься всего лишь двенадцать человек (это включительно со старым, то и дело фальшивящим священником), которые принесли с собой две корзинки искусственных цветов, три захудалых веночка, да четыре бутылки дешевого вина.