И вот вам тому подтверждение.
— Тебе просто иногда нужно заставлять себя молчать, — посоветовала она мне как-то поздним вечером, как только мы вернулись домой из ежесубботнего собрания членов кружка любителей творчества писателя Максвелла (да-да, когда-то давно в нашей с вами прекрасной стране существовало и такое великое чудо!). Помнится, тогда я вдруг не сдержался и прямо спросил у выступающего перед публикой (а было нас человек тридцать) мощного негра в белом, как снег зимой, смокинге (вроде бы его звали мистером Эко) о том, как он сам относится к творчеству гениального Максвелла, который едва ли не всю свою писательскую жизнь (а это, на минуточку, долгих сорок четыре года, полностью и беззаветно посвященных перу) писал о людях бедных, уж точно не ровня этому самому Белому Смокингу? И не то, чтобы костюм этот у мистера Эко был очень уж дорогим… Думаю, меня попросту взбесили тогда все эти его явно богатенькие замашки, типа слюнявить палец каждый раз, как перелистываешь очередную страницу (согласитесь, так делают многие из нас), его большой живот (тоже, пожалуй, не сильное оправдание моего временного безрассудства), да еще, наверное, насыщенный и стойкий запах его явно дорогих духов, которые Максвелл уж точно никаким образом и никогда не мог описывать в своих трудах.
— Я не имею права на собственное мнение? — спросил я тогда со злобой у Вики, снимая свитер.
Сейчас, по прошествии многих лет, я понял, что, конечно же, в тот момент был несправедлив к мистеру Эко. Что называется, встретил человека по одежке. Но такое случается, знаете ли. Вот только теперь в отношении мистера Белый Смокинг я уж точно ничего не могу изменить — мы с Вики переехали в другой город некоторое время спустя после того эпизода (так уж оно получилось, и ничьей вины в этом нет) и больше не встречались с ним, что называется, нос к носу.
А хотите знать, что в тот вечер ответила мне жена на мой вздор о том, что я тоже имею право на собственное мнение? Готов спорить, вы сейчас посмеетесь. Как сейчас помню ту картину. Она стоит в большой прихожей нашего дома, таращится на меня своими прекрасными зелеными глазками (мистеру Максвеллу они определенно пришлись бы по душе — абсолютно его тип), а потом вдруг произносит:
— Я завтра же съезжу в лавку к старику Лонни и куплю тебе там толстенный блокнот и карандаш. Отныне большинство своих мыслей ты будешь записывать на бумагу, а не произносить вслух. Так сказать, сократишь свою речь до смысла.
