Я подумал, что все дни после Турдея я был рядом с Верой, почти неотлучно. Я вспомнил, что я все время смотрел на нее. Но, кажется, мы в самом деле не говорили — разве что именно «ни о чем».
— Вера, ты так близка мне, что я не могу с тобой говорить. Это все равно, что я бы стал вслух сам с собой разговаривать, — сказал я.
— Только сумасшедшие сами с собой разговаривают, — сказала Вера.
— Ну вот видишь, я просто тебя люблю; я чувствую, что ты тут, что ты существуешь, а что же еще я скажу тебе? Я и не знаю ничего, и не вижу. Ничего нет, кроме тебя. Только ты существуешь, — сказал я.
— Так зачем же ты уезжаешь? — спросила Вера.
— Ты знаешь, Верочка, что мне нельзя не ехать. Но это вздор. У нас еще три дня, и я думаю, что они никогда не кончатся, — сказал я.
— Как никогда не кончатся? — сказала Вера.
— Ну, просто не кончатся, будут вечно. Время остановится. Я уже чувствую, как оно останавливается, — сказал я.
— По-моему, ты говоришь какие-то глупости, — ответила Вера.
XXVI
Перед отъездом я пошел прощаться к Нине Алексеевне.
— Я не надеялась, что вы придете, — сказала Нина Алексеевна. — Я вас не видела, кажется, с того времени, как перешла в другой вагон. То есть видела, конечно, потому что мы ехали вместе, но это не в счет. Я бы даже хотела не видеть некоторых вещей, например, как вы красовались на возу матрацев. А по-настоящему не видала, вы не показывались.
— Я не решался… — сказал я.
— Просто вы не хотели. Вам было не до того. Вы не думайте, что я как-нибудь обижена и говорю с упреком. Только я считала, что вам теперь не до дружбы, — сказала Нина Алексеевна.
— А я пришел именно в надежде на вашу дружбу, — сказал я.
— Вы хотите о чем-нибудь меня попросить? Да я угадываю вашу просьбу, — сказала Нина Алексеевна.
— Вы, наверное, правильно угадываете. Я хочу поручить вам Веру. То есть не поручить, а просить вас помочь ей, если придется. Ее здесь не любят; и раньше ей доставалось, а теперь из-за меня еще больше стали не любить. К тому же я прекрасно знаю, что она очень плохая сестра, безалаберная, ветреная, невнимательная. Но ей, по-моему, стоит помочь, потому что у нее есть какая-то другая, особенная сила и значительность, — сказал я.
— Хорошо, я возьму на себя вашу Манон Леско, — сказала Нина Алексеевна, — а вы расскажите мне, как ваши дела с ней.
— Я не знаю, что мне вам рассказывать, — сказал я.
— Мне, конечно, не надо никаких ваших тайн, — ответила Нина Алексеевна.
— Никаких тайн и нет, — сказал я. — Вы знаете, что я против откровенностей в таких делах. Но все равно ведь всем все известно. Поэтому я скажу вам правду.
