— Боже мой, да и пусть их говорят, — ответил я.
— А я не могу этого выносить. Они в каком-то сладострастном возбуждении следят за вами. Я в жизни моей не слыхала такого количества гнусностей. И главное, вся их ненависть обрушивается на меня, потому что я вмешиваюсь и прекращаю эти представления, — сказала Нина Алексеевна.
— Мой друг, я в отчаянии, что вы подвергаетесь таким неприятностям из-за меня, — сказал я.
— И ваша Вера тоже хороша, когда за вас заступается. С ней ведь не стесняются. Ей сказали, что вы юродивый, а она отвечает: «Нет, это такой хороший, милый человек», как будто вы земский врач или учитель, — сказала Нина Алексеевна с досадой.
— Она говорит как умеет, я думаю, — сказал я.
— Не сердитесь на меня, но я больше не могу оставаться в этом вагоне. Мне обещали место в другом, и я сегодня туда перейду, — сказала Нина Алексеевна.
— Мне бесконечно грустно лишиться вашего общества, но я не смею возражать, если вам так неприятно здесь, — ответил я.
— Да я совершенно уверена, что вы ни разу не зайдете навестить меня, — сказала Нина Алексеевна.
Может быть, вагонные сплетни действительно дошли до неприличия, но что мне было делать? Я ничего не умел придумать и только сказал Вере, что буду выходить за час до нее, чтобы наши совместные исчезновения не были так демонстративны. Потому-то я и сидел на вокзале. Но Вера пришла, не дождавшись условленного времени.
— Вы знаете, Верочка, что Нина Алексеевна от нас уходит? — спросил я.
— Ах, я очень рада, — сказала Вера.
— Почему вы так рады? Нина Алексеевна — мой друг. И к вам она прекрасно относится, — сказал я.
— Может быть, вам она друг, а мне совсем не друг, — ответила Вера. — Мне всегда обидно смотреть, как вы с ней разговариваете. Мне вы только твердите про любовь, а все интересные разговоры у вас с ней. Я слишком глупа для вас.
— Верочка, — сказал я, — чтo бы я там с ней ни говорил, люблю-то я все-таки вас, а не ее.
В полях было ветрено и солнечно. В стороне стояла рощица.
— Мы ни разу там не были, — сказала Вера.
В рощице и в узком овраге, куда она продолжалась, было совсем тихо. Снег огромными толстыми хлопьями лежал на ветках, и низкие молодые елочки стояли как белые пирамиды. А солнце насквозь просвечивало каждую веточку.
— Из этой рощи нельзя уйти, — сказал я.
— Нельзя, — сказала Вера, как эхо.
Я к ней повернулся. Она улыбнулась и заплакала и сказала мне:
— Милый, как я люблю вас.
Я сжал ее так сильно, что сам задохнулся. Я был так потрясен, как будто весь мир вокруг меня рушился. А Вера была мила и согласна — вот и все.
