— Сто золотых, — не спрашивая зачем я пришел, сказала она, требовательно протягивая руку. А получив нужную сумму, отклонила в сторону ткань, заменявшую входную дверь в ее логово. — Проходи.
Я сел на колченогий табурет. Мое сердце билось размеренно, а внутри было пусто, словно ведьма уже сделала все, что должна была. Я понимал, что пришел сюда зря. Знал, что братья осудят, что не поймут. Знал, что остальные, если узнают, воспримут такой мой поступок как слабость… Но я не мог иначе. Я так устал! Душа моя стала старой. Она тоже устала. Телу еще жить и жить, а сил больше нет.
— Пей. — Старуха воткнула мне в руки глиняную чашку. Я выпил не глядя. Какая, собственно, разница?
Женщина, не обращая на меня внимания, сбросила обувь. Плюнув себе на ладони, бросила туда же какой-то порошок и растерла.
— Х-хга! — Подпрыгнув на месте, закружилась, разбросив руки. Ладони звонко хлопнули, озарив помещение вспышкой света.
— Р-ра! — Она топнула босой ногой по земляному полу. Раз. Второй. Вокруг пошли волны первобытной энергии, которые ощутил даже я.
Зазвучал речитатив на незнакомом языке. Низкий, хриплый, словно прокуренный голос, проникал, казалось, в самое сердце.
— Н-на! — Снова хлопнули ладони, вспышка света ослепила, шум, как от взрыва, оглушил.
На плечи мне навалилась невероятная тяжесть. Виски сдавило невидимыми тисками. По коже прошлась волна невыносимого жара, а затем — вымораживающего жизнь холода. Табурет подо мной покачнулся, словно началось землетрясение. Горло пересохло так, что и не вдохнуть. В ушах грохотали барабаны.
Нет! Так мы не договаривались!
Тьма, мы с ней никак не договаривались! Я попытался встать, но разум затопила мгла. Я потерял сознание.
— Просыпайся. Хватит здесь валяться! — Ведьма, не церемонясь, хлестала меня по щекам.
С трудом открыв глаза, я обнаружил себя на земляном полу в логове ведьмы. Тело одолевала слабость. На столе одиноко горела толстая свеча. В самой настоящей печи тлели угли, на которых что-то варилось в небольшом чугунке. Раньше я почему-то всего этого не замечал.
— Я все сделала, — проворчала старуха и указала мне узловатым пальцем на выход. — Никаких чувств до самой смерти. Изредка сквозь барьер смогут пробиться только самые сильные эмоции, и то только если ты сам этого захочешь. Волевое усилие и они тут же пропадут. Снять проклятие сможет только искренне любящее женское сердце. Если найдется та, которая полюбит тебя и таким, моя волшба развеется.
