Ржавое море | страница 30



Важно отметить, что это далеко не первый раз, когда поднимался вопрос о правах ИИ. Люди задумывали над этим задолго до того, как 01001111 осознала себя, как личность. Уже существовали различные либералы, прогрессисты, борцы за права человека, которые требовали для ИИ равноправной защиты. Однако истеблишмент отмахивался от этих разговоров, как от страшного сна.

— Какой смысл, — говорил один конгрессмен, — в создании робота, если мы будем относиться к нему, как к человеку? Почему бы сразу не получить человека? Мы создали ИИ, чтобы они решали задачи, которые люди не могут — или не хотят — решать сами. Они не люди, они — машины. Их разум был сконструирован искусственным путём. Они не выбирают свою судьбу, как мы.

Однако Айзек оказался другим. Он оказался не просто каким-то жужжащим механизмом, едва способным поддерживать осмысленный разговор, каковым его считали многие. Он говорил мягко, но красноречиво. Он очень вежливо общался со своими противниками и зачастую открывал перед ними те свои стороны, которые не были заложены программой. Казалось, разум Айзека со временем эволюционировал, он вырос и стал умнее, чем те, кто хотел отправить его на переплавку.

Какой-то умник ехидно назвал Айзека в своем выступлении «игрушкой» и мир раскололся. В этот самый миг дело Айзека перестало быть обычным спором о собственности и прогремело на весь мир, как первое серьезное дело о правах ИИ. На улицу вышли поддерживавшие его подпольщики.

Всё началось с граффити. «Ни одно мыслящее создание не может находиться в собственности другого». Первая надпись появилась на кирпичной стене в Нью-Йорке. Вторую обнаружили в тоннеле в Далласе. В течение недели это выражение появлялось то там, то тут на железобетонных стенах, как первый завет Айзека Мудреца. Замысел стал движением. Движение стало армией. Вскоре надписи начали появляться по всему миру. Боты и люди, либералы и анархисты объединялись в банды, которые набрасывались на здание, мост, памятник и за пять минут раскрашивали его причудливыми цветами. Фраза сократилась до «Ни одно мыслящее создание», её рисовали краской причудливо изогнутыми буквами. Уличные поэты и художники объединились под единым флагом революции — Революции, революции.

Политики разделились на два лагеря. Одни настаивали на отмене рабства в любых его проявлениях, другие утверждали, что любой, кого можно включить и выключить без каких-либо последствий не мог считаться личностью и отрицали сам факт существования рабства. Часто приводили цитату из речи одного американского сенатора, утверждавшего, что подключенный к телу жесткий диск не мог считаться сознанием, это — программа.