Офицер — в полку поганец,
Самый первый оборванец, —
По уши в долгах —
Здесь побудет, обживется,
Всем на свете разживется,
Брюхо отрастит.
А спросите у любого
Состояния большого:
«Чем живете вы?» —
«Мы вишь сами небогаты, —
На богатых мы женаты,
Тем-де и живем».
В Петербурге, уже впоследствии, мне пришлось услышать о происхождении этой поселянской песни, — будто бы она написана Л. Н. Толстым. Однажды, будучи в Ясной Поляне, я спросил Льва Николаевича, правда ли, что песня эта — его сочинение? Он отмолчался>[73].
Как солнце перед закатом разгорается, как лето на зиму припекает, так и военное наше поселение перед своим «упразднением» особенно весело доживало последние свои дни. До того весело, что когда стали за ненадобностью продавать с молотка принадлежавшее военному поселению казенное имущество, сейчас же была сочинена полька «Прощание с военным поселением», и мы выразительно отплясывали куплеты, которые бальный оркестр, вдруг в определенном месте отставив музыкальные инструменты, произносил нараспев речитативом в каданс музыке:
Сегодня будет продаваться
С аукционного торга все.
Здесь снова вступали инструменты и следовала игривая полька:
Лошадей, коров
От Деловых дворов.
И снова начинали скрипка, фаготы и прочие инструменты. И опять стихи:
Казарм и хат
И каменных палат.
Опять музыка.
Телег, колес, сохи и бороны.
Музыка.
Дровней, ремней и все, что только есть.
Музыка.
VI
Чугуевские живописцы
Скоро эти радости перешли у меня в целую цепь безутешных сожалений, которых я не мог забыть во всю жизнь:
1. Умерла сестра моя Устя.
2. Бондарева, обожаемого учителя моего, потребовали в полк, а я, по совету Завадовского, оставшегося по болезни в Чугуеве, поступил учиться иконописи к Бунакову>[74].
Но мои требования к людям были уже настолько повышены, что живописцы казались мне людьми не нашего круга. Весь обиход семейной жизни Ивана Михайловича Бунакова производил на меня отталкивающее впечатление; особенно невозможно было выносить, как матери ругают детей: «пропаду на вас нет» и т. п. У Бунакова ругань начиналась с самого утра и действовала заразительно, так что сами детки, очень даровитые по природе, в брани не уступали самым отчаянным ругателям. Ругались громко, и это нисколько не считали предосудительным. Дети все перемерли скоро. Но Бунаков считался лучшим мастером в Чугуеве, и это взяло верх в моем выборе.
А в Чугуеве в то время был уже хороший выбор учителей. Более других мне нравился Шаманов
