— Поцелуи жгут и так хорошо… целуй меня.
Не зная, что с ней происходит и видя странную блуждающую улыбку на губах ее, он снова припал к ее устам и вдруг почувствовал, что из пальцев ее рук, огибающих шею его, исходит как бы электрический ток, из круга которого можно было бы выйти разве с большим усилием. Он не испугался, а наоборот: почувствовал еще большее наслаждение от мысли, что тайные силы соединяют его с ней. Вдруг она снова заговорила, с выражением ужаса в глазах и, как и прежде, чужим голосом:
— Он стоит на скале над нами, грозный и гневный, и хочет обрушить на нас камни… Отойди от меня. Я отдана высшим силам… Слышишь, — грохочет в горе…
Образы, носящиеся в царстве ее духа, стали очерчиваться в его уме с яркостью видений, и в этом, в сущности, чудесного ничего не было: доказано, что мысли часто передаются. Ему послышался грохот в горе и потом он увидел камни, покатившиеся с вершины вниз.
Лицо ее сделалось мученическим и она прошептала:
— Разбуди меня.
Он вспомнил, что читал, как надо в этих случаях поступать и, положив руку на ее голову, властно проговорил:
— Медея, проснись!
Она подняла голову, изумленно посмотрела на Леонида и сказала:
— Со мной, кажется, что-то произошло.
Вместо ответа он взял ее холодные руки в свои и прильнул к ним губами.
Она растрогалась.
Немного спустя, оба они шли к домику Медеи и он рассказал ей все, что с ней произошло.
— Вы видите, какое я больное существо, — сказала она со вздохом. — Щадите же меня, monsieur Леонид.
VI
Наша мысль, хорошая или дурная, отправляет нас в рай или в ад, не на небо и под землей, а в этой жизни.
Л. Малори
Золотыми шариками, точками и рассыпанной золотой пылью с голубого неба смотрели на маленький земной мир мириады солнц, спутников и лун, когда Леонид, выйдя из своей комнаты в гостинице, направился к маленькому домику Медеи. Он смотрел на звезды, на беспредельный океан, по поверхности которого сверкал, точно рассыпанный рукой Архангела, золотой дождь из мельчайшего бисера, ощущал веяние теплого душистого воздуха и душу его все сильнее охватывало восторженное благоговение. Две недели,
проведенные им здесь в духовном слиянии с природой-богом и существом-загадкой — Медеей, духовно его изменили и раскрыли его внутренние очи на тайны, скрытые в проходящих земных формах. Как железо от близости магнита постепенно начинает проникаться его силой — таинственным притяжением, так и Леонид постепенно начинал привыкать смотреть на мир и жизнь ее глазами, проникаться ее понятиями и ее способностями видеть глазами своей вечной сущности существа сверхфизического мира. Его восприимчивость и нервность росли и он до такой степени был проникнут чарами Медеи, что, выучившись играть на скрипке, просиживал целые ночные часы у моря и всматривался вдаль горизонта, желая увидеть существа, о которых говорила Медея. Это не удавалось: он не видел и не слышал ничего. Однако же, когда однажды Медея, сидевшая с ним рядом, экзальтированно воскликнула, указывая смычком на горизонт: «Смотри, вон существа скользят по воде и я слышу звон», — он увидел скользящие над океаном облачные фигуры, золотящиеся в звездных лучах. Была ли это реальность иного мира или их создало воображение его и Медеи, — самовнушение или внушение, Леонид наверное не знал. Раздумывая об этом очень долго, он пришел к выводу, что это, собственно, безразлично: и в этом последнем случае это доказывало необъятность духа, глубокие сокрытые недра его, его божественность и вечность, потому что такие феномены, происходящие в царстве духа, далеко выходят из рамок всего, что могла бы выработать природа в организме-машине. Теперь он начинал понимать изречение, выбитое на воротах в Дельфах: «Познай самого себя». Познать себя значит познать Бога и творение его — мир, потому что душа человека — целая вселенная с хорами ангелов и демонами зла.
