Между тишиной и шумом | страница 49
Потом я ушёл из Внешторга, а ещё позже – из разведшколы, сойдя с дороги, обещавшей надёжность, и растерянно остановился, не понимая, как жить дальше. Поиски работы, которая отвечала бы моим запросам, ничего не дали. Такой работы попросту не существовало. Для меня не существовало, потому что я хотел делать только Своё, а страна не желала, чтобы кто-то делал Своё. Это разрешалось только тем, у кого за спиной были соответствующие папы, мамы или очень хорошие друзья в высоких партийных креслах. Я хотел быть Художником, но непременно вольным.
И тут объявилась Люба Урицкая. Она числилась в то время фотографом в Московском Хореографическом Училище, но ушла в декретный отпуск. «Иди в отдел кадров, скажи, что я направила тебя. Должны взять», – посоветовала она. И меня взяли на ставку лаборанта. Платили девяносто рублей. После двухсот пятидесяти рублей за лейтенантские погоны я почувствовал себя почти нищим, но – счастливым нищим, свободным. Что такое работа фотографа в МАХУ? Сплошное удовольствие, потому что работа обрушивалась со всей силой только в период экзаменов. Всё остальное время я был отдан себе.
Устроив меня на работу, Люба посвятила меня в свои алхимические тайны, а их оказалось много. И важнейшей из них был её собственный рецепт проявителя. Овладев им, я перескочил с любительского уровня на ступень хорошо вооружённого художника. Впрочем, вспоминать об этом сейчас, в век цифровых технологий, нет смысла…
Прошло несколько лет, и Люба собралась в Израиль. Она давно вынашивала планы, но мне всё казалось, что это только разговоры. И всё же она уехала. Мы мало переписывались, несколько раз разговаривали по телефону.
Так закончилась её жизнь в мире фотографий. Она иногда берёт в руки аппарат, но снимки получаются «домашними», для семейного альбома. А ведь были портреты, ставшие хрестоматийными – Елена Соловей, Лариса Шепитько, Элем Климов… Много лиц, много натюрмортов, много всего…
Февраль 2007
Самвел Гаспаров
Судьба свела меня с Самвелом Гаспаровым, когда я ушёл из министерства внешней торговли. Внешторг сводил меня с ума, рутина иссушала мою душу. После очередного летнего отпуска я с трудом дожидался зимы и брал отпуск за свой счёт. В последний день работы перед отпуском я выпрыгивал из автобуса на остановке, где надо было сделать пересадку, бежал по глубокому снегу в лес и падал на спину в сугроб. Не было в те годы у меня минут более счастливых. Свободен! Пусть всего лишь на одну неделю, но абсолютно свободен! Прочь контору, прочь деловые письма, прочь контракты, прочь строгие костюмы и галстуки! Да здравствует фотоаппарат и кинокамера!