Они пожали друг другу руки, и ночь поглотила черную фигуру товарища.
До рассвета Куджиев шел руслом ручья, настороженно прислушиваясь к журчанию воды, к неясным, затаенным шорохам ночного леса. Но все было спокойно. Один только раз встревоженно забилось сердце — легким крадущимся шагом кто-то скользил по сухостою. Пустое. Так человек не ходит. Куджиев умел различать шорохи леса. В неясных, ничего не говорящих обычному уху звуках он умел найти отгадку. Это крадется к водопою лиса, а вот тяжелый волчий бег, за кустом вспорхнула большая птица, глухарь, наверное. Недаром в родном Пойнаволоке Иван считался лучшим охотником. Он знал лес, он знал его жизнь.
Рассвет застал Куджиева на возвышающейся над Глухариной падью скале. Отсюда хорошо была видна черная поросль тайги, уходящей в далекую ширь. Внизу протекал ручей, справа начинались земли Финляндии.
Утро было холодное и серое, густой иней серебрился на камнях, лужи, оставшиеся после обильных осенних дождей, затянуло тонким ледком.
Хотелось есть. Иван вынул сухарь и начал медленно и с наслаждением грызть его. Вспомнилось детство, далекое и печальное, припомнились леденцы, которые у Куджиевых были таким редким лакомством. Сейчас слаще всяких леденцов казался черный сухарь… Взглянул на ноги. Бечева на портянках разлохматилась, а кое- где и порвалась, лапти угрожающе раздулись, ноги отсырели, а тут еще потянул с севера холодный утренник.
Куджиев невольно поежился от холода, поправил портянки и уже собирался подняться из-за скрывающих его ветвей, но какой-то посторонний звук привлек его внимание… Потом еще и еще. Хрустнула ветка, сорвался и покатился вниз, под гору, камень. Кто-то карабкался по склону горы. Человек. В этом не было никакого сомнения. Куджиев невольно сжал винтовку, неслышно снял предохранитель.
Иван слегка раздвинул ветви. На скалу со стороны Финляндии поднимался человек. Он шел открыто, не остерегаясь, видимо, уверенный в том, что не встретит здесь пограничника.
Это был рослый молодой человек, одетый в подбитую мехом тужурку, в теплую ушанку и в высокие охотничьи сапоги, на руках у него были теплые шерстяные перчатки.
«Гость хоть куда, — подумал Куджиев. — Ишь ты, вырядился, должно, не впервой к нам жалует, смело идет… Местность знакома, не остерегается».
Человек повернул за выступ скалы. Не выпуская нарушителя из виду, Куджиев пополз следом. Нужно было дать человеку уйти как можно дальше от границы. «Когда он будет внизу, я и поздороваюсь с ним, — внутренне улыбнулся Куджиев. — Сзади будет скала, впереди ручей, ни вперед, ни назад — здравствуйте!»
