Я повиновалась, плут разомкнул прелестные губы, обхватил ими жесткие волосы, украшающие мое чувствительное место, и, испив бальзама кипрейской богини, сказал:
— Вот так бы я щипал траву на волшебной поляне мадмуазель де Саранж, если бы оставались у меня силы поднять свое повергнутое тело...
Аврелия очнулась от сладкого забытья, уставилась на меня ласковым взором; потом поставила левую ногу на пол у алебастровой колонны, поднялась, от чего занавес небесного театра сразу же упал, и стремительно приблизилась ко мне:
— Comment, Drelesse![137] — начала она сердито и подняла меня. — Qui veut-on dire avec cette masquerade?..[138] В мужском платье — под моей кроватью?.. — И не говоря больше ни слова, даже не дав мне опомниться, она схватила колокольчик и принялась звонить.
Клементина, ее камеристка, которую я знал, появилась в дверях.
— Смотри-ка! Клемане! — воскликнула Аврелия. — Фредегунда сошла с ума.
С этими словами она взяла стул и велела Клементине меня на него уложить.
Клементина молча повиновалась. Ведьма схватила меня, словно охапку белья, и, прежде чем я успел сообразить, что произошло, я уже лежал с задранной рубашкой, как и был должен; Клементина держала меня крепко, будто я был петух, в последний раз прохрипевший «Gare a vous!»[139], а Аврелия так крепко прикладывала свою нежную руку к южным и северным полушариям моей сельской плоти, что я громко орал...
Во время этой экзекуции я дергался так резко, что мой пояс развязался, и красивые монеты рассыпались по ковру и скользкому полу.
— Что это, Фредегунда? — воскликнула Аврелия, увидев деньги. — Предательница! Ты сбежать хотела... видишь, Клементина, это испытание моей доброты!.. Бесстыдница! Убежать она хотела... предать меня! Ах! ты заслужила порки! — И тут же был повторен акт наказания, да такой жестокий, что мои бедные ягодицы разгорелись, будто ковкое железо в кузнице Вулкана[140]. — Клементина, продолжала Аврелия, — золотые забери себе, а эту плутовку отведи в зеленую комнату и лупи ее розгами, пока она не сознается, что задумала...
Клементина подняла меня и потащила за собой.
— Где Евгения? — (это была племянница Аврелии), спросила та вслед.
— Она должна быть в ванной, — отвечала Клементина.
Аврелия приказала Клементине надеть на меня белое неглиже Евгении, но прежде бросить в ванну[141], как только Евгения ее покинет; а с покаянием можно и подождать.
Клементина приказала мне следовать за ней; я шел, придерживая руками спадавшие штаны — вот было зрелище!
