Сестра Моника | страница 22
Я сделала, как он просил; когда я однажды увидела Медицейскую Венеру[66] в ее знаменитой позе, мне пришло на ум тогдашнее мое положение, и я подумала: тебя-то, Венера, ведь не нужно измерять, ведь ты богиня, и осознание собственной значимости возносит тебя над любой плотью; ... Гервасий же измерил меня еще раз: от макушки до пупка я составляла три с половиной пяди, и от пупка до ступней — тоже три с половиной.
Я даже не успела подняться и опустить исподнее, как вошла моя мать в сопровождении Линхен.
— Поторопитесь, вы оба! Давайте... как есть! Прочь!
— Прочь? — спросил Гервасий. — Вы изъясняетесь слишком туманно!.. Прочь — на Сириус или к Дарданеллам, в Америку или к готтентотам?[67]
— Ах, болтун, — с улыбкой отвечала моя мать. — В Тешен!
— Вы желаете там кого-то подстрелить или взять на мушку?
— Нет! Нет! Хочу отдать там в чистку вашу ржавую трубу.
— Коли так, — кланяясь, произнес Гервасий и снял меня со стола, — то мы готовы!
Мне, сестры, конечно же не нужно вам говорить, что те преимущества, которые духовные лица имеют в отношении женских прелестей, были бы законом и для моей матери, если бы Гервасий, в силу диковинного договора между моими родителями, отважился бы его отстаивать со всей мощью своего оружия.
Гервасий посчитал возможным, подавая моей матери одну руку, вторую запустить ей под юбку, а потом и задрать платье Линхен до самых бедер и лишь после этого направиться вместе с нами к нашей колымаге.
Во весь опор пронеслись мы мимо ворот; мы могли рассчитывать на то, что до момента, как очнется, а, может, и захочет броситься за нами в погоню Бовуа, пройдут еще два часа.
В карете мать фигурально, в виду моего присутствия, описала Гервасию трагикомическую катастрофу и зачитала ему в конце рассказа записку, которую оставила.
Дорогой Август! Дорогой Бовуа! Я на некоторое время оставляю ваш столь дорогой для меня круг. Памятка, которую несколько часов назад я получила от Августа, побудила меня рассчитаться с ним за нее по полной стоимости: удалением, причем и от тебя, мой дорогой Бовуа! Делаю это без охоты, а мое сердце этого никогда не забудет. Не сердитесь, вы оба! Я буду вам верна так долго, сколько смогу...
Луиза фон Хальден
Гервасий не мог надивиться на ее геройский поступок, и, когда моя мать положила ноги на заднее сиденье, на котором мы с ним сидели, а солнце в полном сиянии как раз осветило нашу колымагу, он попросил разрешения взглянуть на памятку, оставленную на ней розгами полковника и заставившую ее воскликнуть то самое многозначительное