В понедельник Суров проснулся рано — часы показывали без четверти пять. В окно были видны чистое ночное небо с мигающими в бездонье далекими звездами, не успевший поблекнуть узенький серп луны.
Вера не шелохнулась, когда он тихо выскользнул из-под одеяла. Вспомнил: она говорила, что которую уже ночь ей снится сын. Что ей снится сейчас? Мишка? Море?
Суров начал готовиться к своему первому трудовому дню на новом месте и в новом качестве: принял душ, побрился, приготовил парадный мундир, чтобы в нем представиться командиру, но, подумав, предпочел повседневную форму.
«Вот и пробил твой «звездный час», — подумал Суров, иронизируя над словами жены и понимая, что повышение по службе легкой жизни ему не сулит.
Во время завтрака с беспокойством думал о том, как сложатся у него взаимоотношения со своим будущим заместителем, подполковником Кондратюком, занимавшим теперешнюю его должность еще в ту пору, когда он, Суров, командовал пограничной заставой. И конечно же не без волнения ждал встречи с Карповым, о котором слышал и хорошее и плохое. Все сходилось к одному: очень крут.
Утро начиналось не по-ноябрьски солнечное. Блестела отполированная тысячами ног и шин брусчатка; омытые дождем, по обе стороны мостовой высились деревья с реденькой багрово-желтой листвой. Город еще не проснулся.
Суров узнавал и не узнавал знакомые улицы. Они оставались прежними — кривыми, разбежавшимися по холмам, застроенными двух- и трехэтажными старинными домами. Однако тесня их и затеняя, то и дело возникали высветленные солнцем многоэтажные блочные дома, а вдали, на взгорке, где раньше темнел сосняк, теперь высились кирпичные трубы большого завода, и на редких остановках автобуса оттуда доносился приглушенный расстоянием гул.
Проехали мост через говорливую реку. Собственно говоря, это была не река, а речушка со странным названием Севрюжная. Может, когда-то она была большой полноводной рекой и названием своим обязана водившейся в ней севрюге. Или кто-то окрестил ее так в шутку? Кто знает!
Суров посмотрел на часы и понял, что прибудет в отряд слишком рано. Поэтому на первой же остановке вышел и остаток пути проделал пешком. Шел и отмечал все то новое, что встречалось ему, — новые магазины, скверы. Возникшее было волнение улеглось.
Когда полковник, поднявшись из-за письменного стола, с несколько странной улыбкой на бледном лице выслушал рапорт, не сводя глаз с какой-то ему одному видимой точки — то ли с академического «поплавка» на груди Сурова, то ли с его подбородка, Сурову стало не по себе: у него уже года три как появился второй подбородок, что самого Сурова раздражало, и потому всякий раз, бреясь, он хлопал по нему и чертыхался.
